Случилось это в ту пору, когда в квартирах у нас железных дверей еще не было, а в деревнях вообще дверей не запирали - в общем, где-то в шестидесятые. Правда, жил я тогда не в деревне, а в большом городе, учился в аспирантуре, где методом усердного высиживания и исключительного рвения форсировал свою кандидатскую. Просидев до полуночи над конспектами многочисленных источников и черновиком основной главы, я решил пройтись к реке, что тихо несла свои воды недалеко от аспирантского общежития. Совсем не хотелось класть на подушку голову, до макушки забитую научными и околонаучными формулировками, расхожими рассуждениями, не глупыми, но далекими от жизни доказательствами, и серыми, как мышь, выводами. Я неторопливо шел по тротуару, надеясь обрести перед сном желанное состояние равновесия и гармонии. Вместе с тем питал надежду, что, принося себя в жертву ее величеству Науке, не буду отвергнут ею как недостойный поклонник.

В этот поздний час поблизости никого не было. Но вот я заметил недалеко две фигуры, которые шли наперерез. Это были молодые люди - длинный парень лет двадцати, и недоросль, который мог бы уместиться у него под мышкой. Они остановились в двух шагах от меня, и долговязый, не теряя времени на знакомство, выдохнул:

- Деньги есть?

Услышав этот конкретный и прямой, как гвоздь, вопрос, я понял, что к чему. Ребята, по всему, вышли не для того, чтобы понаблюдать речные медленные воды. Передо мной стояли любители немедленно отобрать то, что им не принадлежит, но добыто честно другим усердным, выматывающим трудом. Между тем, уловив момент, младший сунул руку в карман своего простенького пальтишка и, слегка оттопырив его, указал мне на лезвие ножа средних размеров, не извлекая его наружу.

- Да кто же в это время с деньгами по улицам ходит? - отреагировал я наконец на этот совсем не праздный вопрос, автоматически нащупывая в кармане мелочь, с которой мне предстояло расстаться. - Вот!

И я вытащил на свет свою наличность - тридцать три копейки. Это же, тут же прикинул я, больше, чем на две буханки ржаного хлеба. Или даже одиннадцать раз на трамвае прокатиться можно. (Надо сказать, меня как-то не тянуло отдавать свои кровные, и я - о, ужас! - даже утаил еще четыре копейки.) Высокий парень, он же старший, тут же распорядился:

- А чего там, давай!

Я протянул скромную дань, и незадачливые грабители, то и дело оглядываясь (явно боясь появления свидетелей), поспешили исчезнуть, но в последний момент старший обернулся:

- А часы есть?

- Нет, не взял, - ответил я как бы с сожалением.

- Покажи, - распорядился он.

Я задрал рукав пиджака - он, не подходя ко мне, убедился, что я не слукавил.

- Из общаги, что ли?

Я пожал плечами.

Они ушли.

М-да, какие же они грабители, если взяли тридцать три копейки? - подумал я. Даже карманы не проверили. Да и нож какой-то уж больно простенький - чижики затачивать. Тут что-то не то. Видать, этим молодым на хлеб не хватает.

- Мужики! - крикнул я им вслед. - Погодите!

Но они ускорили шаг и скрылись за домами.

...Через два дня я в поздний час шел, прогуливаясь, из хлебного магазина домой. И когда уже был почти у цели, снова натолкнулся на тех парней.

- Ну как, нынче при деньгах? - тут же отреагировал старший.

- Возьмите - вот. - И я протянул ему рубль. - Тут на шесть буханок ржаного хлеба.

Парень сморщился.

- Ну, вот еще два рубля. После булочной осталось. Больше нет. Мы же на стипендию живем. Только скажите, что за проблемы?

- А тебе-то что?

- Так ведь бандиты тридцать копеек не берут. У вас что-то стряслось?

- Да у нас всю жизнь трясется!

- А-а-а. Родители есть? Может, отцы спились?

- У него спился, по пьянке на зону попал, а у нас в бегах  - ищи-свищи.

- А матери?

- У него мать умерла, а у моей еще пятеро по лавкам. Жрать нечего, малые обноски носят.

- Вон как. А раньше нормально было?

- После войны в голодуху много чего было. Траву жрали. Мы же из пригорода. Сосед собак ловил и убивал, что-то перепадало.

- Так вы нездешние?

- А то, промышляем, калым ищем. Мне надо еще братьям-сестрам на пропитание доставать, на то, на сё.

- Вон как. А где ж ночуете?

- Еще чего? Чтобы мы всё сказали? Иди-ка в свою общагу!

Я ушел.

Какой порочный круг, думал я. Как одно цепляется за другое! Эти их набеги на случайных прохожих! Нет, им надо срочно помогать! А что я могу со своей лингвистикой? Ведь главная наука - наука справедливости и человеческого права! Вот чему надо учиться! Я отработаю свой аспирантский срок, напишу кандидатскую, а они получат свой срок! Надо что-то срочно делать! Может быть, внуки мои найдут эту главную стезю - помочь людям жить честно и достойно? Чтоб они не портили жизнь - ни себе ни другим. И не клянчилитридцать три копейки!

 /Ностальгия

1995-й. Я сажусь в самолет Дюссельдорф - Москва, завершая двухнедельнуюпоездку по приглашению одного из немецких университетов. Работал по своему плану, исходя из своих научных и страноведческих интересов. Что-то сделал, кое-что увидел, что-то записал. Разумеется, занимался и в университетских библиотеках, что-то нашел, что-то вычитал и проанализировал, в чем-то засомневался. В общем, не зря время тратил.

Итак, улетаю обратно. Поднимаюсь по трапу - по привычке почти последним: не привык соваться раньше всех.Вхожу в салон уютного и надежного ИЛ-76. Занимаю место, рядом - молодой человек, по виду - земляк из России. Простой парень, явно не ученый и не педагог. Таких привычней видеть в каком-нибудь другом салоне: по ремонту кузовов, мотоциклов или на толкучке.

Пристегиваемся, благополучно взлетаем. Разговор начинается незаметно.

- Нет, Германия мне не нравится, - вдруг решительно говорит он. Всё безнадежно.

- Почему вы так решили? Что-то не сошлось?

- Всё не сошлось! Людей не уважают. Порядки полицейские.

- А что такое?

- Ущемляют на каждом шагу. Унижение личности: сюда нельзя, тут не плюнь. Всё расписано, никакой свободы.

- В самом деле? А что за поездка у вас была? - задаю я вопрос, чтобы как-то выяснить суть дела.

- В гости - к своим знакомым. Свободный полет. Когда выехали, ста марок с собой не было.

- Ого!

- Да с умом-то не проблема перекантоваться. А кое-что всегда можно на халявку.

- Это как?

- Да там же всякие поблажки бывают. Презентации, скидки, то да сё. В общем, социальные штучки.

- Ну вот, а вы говорите.

- Так это они для своих. А мы что, хуже их? Как-то зашел на блошиный рынок, стою недалеко от прилавка, где частник колбасу свою шикарную продает. Гляжу: немец в годах подходит, смотрит на колбаску. И недолго смотрел, а продавец берет ножик и - что бы вы думали?

- Но не грозил же он ему ножом?

- Ха! Хороший кусочек колбаски своей фирменной отрезал и ему вручил, довольный такой: дескать, пенсионеру мое отдельное уважение. Битте шён, говорит. Гутен аппетит! А ведь у них пенсионеры не то, что у нас, получают!

- Хороший торговец, выходит, добрый.

- Хороший, да не больно. Этот пожилой немец уходит, а я не ухожу - продолжаю смотреть на продавца.

- Ну и?

- А он на меня ноль внимания. Я что, хуже этого немца?

- Не угостил?

- Даже шайбочку не отрезал!

- Мда, обидно. Вы откуда?

- Из Питера.

- Но самолет в Москву.

- А нас в столицу «провожают».

- Как?

- Приписали хулиганство - в гостинице. Вот и депортируют.

- За что?

- Да ну, подебоширили чуток - по-пьяни. Так, мебель немножко поцарапали, малость покричали, кого-то задели.

- А сколько вас?

- Трое.

- ?

- Еще двое сзади, в хвосте.

- Вон как.

 - Не, плохо тут. Через неделю так домой тянуло! А я-то считал, что ностальгия - это выдумки, мура. Ан нет.

- Это верно, не мура.

- Никогда не думал, что так все обернется. Оказывается, не пропаганда.

- Нет, конечно, - подтвердил я, зная из своего опыта, что через месяц домой тянет, а через два - невтерпеж.

- Не, не по нутру мне их порядки.За кордоном я не человек. А в России - дома. Свободен, как птица.