Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(80)
Алексей Курганов
 "Скорая" не значит торопливая...

(записи врача "скорой" помощи)

Как же он меня достал этими досками!

- Алексей Николаич, давайте их под сидушки засунем! Там их всего-то восемь штук! В два захода перевезём!

- Какие два захода? Совсем охренел? У нас скорая, а не грузовик!.

- Уже ж третий раз мимо них катаемся! Больно же смотреть! Упрут же!

- Ты слова-то выбирай! "Катаемся"! Мы, если забыл, на работе, а не "катаемся"! Катается он... А если тяжёлый больной - а тут ты со своими досками? Да мне же главный башку стопроцентно отвинтит за такие катания! Мне, не тебе!

- Ну, уж обязательно и отвинтит... Я сам Данилычу всё объясню.

И, как говорится, и т.д., и т.п., и всё в том же тоскливо-муторном духе. Доски ему для дачи во как нужны - а тут халява. Как не взять? Сердце кровью обливается!..

Чем отличается зануда от насильника? Тем, что зануде проще отдаться, чем объяснять, почему ты этого не хочешь делать. Вот и Ваське, шофёру нашей бригады, легче сдаться, чем объяснять.

- ...Граждане, не расходитесь! Поскольку наша смена  - новогодняя, то давайте скидываться на встречу Нового Года! По пятьсот рублей!.. Чего "много"? Ничего не много! Водка будет утром первого, после смены, а Новый Год с тортом встретим и с чаем. Ну, хорошо, и с кофе. Да-да, мне сдавайте!

Только не надо вот этих розовых слюней про совесть и долг! Неходовой товар! На прошлом дежурстве - вызов. Мальчик. Боли в горлышке. Высокая температура. "Приезжайте быстрее, а то помрёт".

Приезжаем. "Мальчику" за двадцатник. Морда еле умещается на подушке. Температура тридцать семь и пять. Горло ("горлышко"! Горловина!) красное. Никаких следов отёка. Начинаю выяснять причину. Мальчик мнётся. Приходится припугнуть, что могу не то лекарство... Признаётся: с утреца освежился холодненьким пивком. Судя по выхлопу, принял не одну кружечку. В общем, всё понятно.

Спрашиваю мамашу: участкового вызывали? Она всполошилась. Объясняю, что имею в виду не милиционера, а врача. Зачем, спрашивает она. Объясняю: это не наш случай. Здоровью вашего сыночка ничего не угрожает. Во всяком случае, на данный момент. Поэтому ему надо лечиться в поликлинике. Мамаша сразу в позу: мне виднее, где ему лечиться! У меня, между прочим, супруг - подполковник! И вы обязаны!

- Вы не напрягайтесь, - отвечаю ей вежливо. - Я прекрасно знаю свои обязанности.

- Ах, так? - взлетают вверх её брови. - Скажите мне телефон вашего главного врача!

Говорю телефон диспетчера. Если Надюшка сообразит, то отбрешется. Если нет - соединит с главным. Тогда оздоровительная клизма мне обеспечена. Иван Данилыч под настроение их вставляет просто мастерски. Нет, я не обижаюсь. Всё справедливо. У нас же всё во имя человека, всё во благо человека. В том числе, и такого толстомордого пивососа, который изображает сейчас передо мной свои неимоверные мордоворотные страдания.

Пока мы были на этом "ненашем" вызове, на Пионерской умер молодой мужик. Вскрытие показало: от инфаркта миокарда. Все бригады скорой были на вызовах, ближайшая прибыла на место через десять минут. Опоздали. Данилыча проклизмили главврач ЦРБ и в горздравотделе (или как его сегодня называют?). За что - непонятно. Если бы мы в тот момент не были заняты "мальчиком с горлышком", то к тому молодому инфарктнику наверняка бы успели.

... Ну, едрить-твою-разъедрить! Вот уж действительно: скорая - значит, непредсказуемая! Время - без двадцати восемь, через десять минут должен прийти сменщик, но только вы, Андрей Иванович, губёнки-то свои раскатали преждевременно. Потому как срочный вызов: в Аскатьеве взорвалась то ли котельная, то ли водокачка, то ли говноотсоска, то ли какое другое замечательное гидротехническое сооружение. И там кого-то то ли убило, то ли не добило, то ли слегка покалечило, то ли просто испугало - в общем, все орут и все в крови. Так что утренний домашний кефир и поцелуй горячо любимой супруги откладываются на неопределённое время. Седлайте своего "железного коня" -- и, как говорил товарищ Сталин, только вперёд!

Через десять минут мы на месте. Всё правильно: котельная. История старая и до противного обычная: двое колтырей - здешний оператор, другой - его верный друг по увлечению хроническим алкоголизмом - с вечера как следует (значит, до помрачения сознания) нажрались (причина уважительная - тридцать первое декабря, пора начинать!), а утром неудачно похмелились. Совершенно занятые люди, когда им смотреть на показания какого-то манометра! Правильно, дело на безделье не меняют. В результате нестравления пара взорвался водонагревательный котёл, одному оторвавшейся с потолка доской заехало по морде и выбило пару зубов, другой же от такой неимоверной радости получил перелом двух рёбер и. кажется, грудины. Вывод: не надо пить. Другой вывод: пить надо, но желательно не на рабочем месте. Вывод третий: если не умеешь пить водку - пей воду или всё тот же кефир.

... Вот он, красавец. Морда перекошенная, глазёнки вытаращенные, рот раскрывается, но пока ничего не говорит. Всё понятно: ошарашен присутствием. А чего удивительного, если совсем недавно вроде бы ни с того ни с сего получил по морде здоровенной доской!

- Доктор, я жить буду?

- Нет.

- Почему? - в глазах бездна изумления.

- А зачем? - получает он беспощадный и совершенно логичный ответ, на который тут же начинает пыхтеть, бухтеть, скрипеть и обиженно надувать щёки.

Действительно обиделся! Как говорила моя покойная бабушка, "ай, бяда!".

Второй безучастно лежит на носилках. У него очень философичное выражение лица. Почему-то кажется, что именно такие лица были у римских патрициев, которые в римском то ли Сенате, то ли Колизее (кто их сейчас разберёт, этих патрициев!) опускали большой палец правой руки вниз, приговаривая гладиатора к смерти. Из угла рта у "патриция" на полотно носилок провисла тягучая, желтоватого цвета слюна. Он тоже хочет жить, но по причине врождённой скромности дурацких вопросов не задаёт. И без слов видно: переживает!

Если кто думает, что он, Андрей Иванович Исаков, врач бригады скорой помощи города Н., таких пациентов презирает, то вынужден разочаровать: он (не Андрей Иванович, а этот "кто") сильно ошибается. Он их не презирает, больше того - даже в чём-то понимает, потому что сам родился и вырос в заводском посёлке, где нравы царили простые-незатейливые и где люди жили больше по понятиям, а не по законам. И сам он тоже всю свою жизнь жил именно по понятиям, потому что с самого своего босоногого детства понял: законы, какими бы распрекрасными они ни были, никогда не смогут предусмотреть ВСЕХ жизненных ситуаций, а значит, жизнь гораздо шире и гораздо непредсказуемее любого, пусть даже самого замечательного закона.

Всё та же родная пролетарская улица убедила и утвердила его ещё в одном: у каждого человека - своя судьба, свои назначение и предназначение. Одному - песни петь, другому - на скорой кататься, третьему - воду качать и по башке своей бестолковой доской получать, а четвёртому - врать с высоких трибун про общее светлое будущее первых, вторых, третьих и, конечно, для себя, любимых четвёртых. Диалектика, её не переспоришь!

- В травму? - спросил Андрея Ивановича водитель их машины Мишка.

Андрей Иванович кивнул: а куда же?

Смущённая физия морды лица главного врача.

- Андрей Иванович, случилось страшное...

- От вас ушла жена...

- Что?

- Нет. Ничего. Слушаю.

- Смургалёв сломал ногу.

Колька Смургалёв - сменщик. Дальше можно не продолжать. Значит, и этот Новый Год опять его, Андрея Ивановича.. И жена никуда не ушла. Чего ей уходить-то от такого счастья, как он, Андрей?

- А яйца целы?

- Что?

- Яйца, спрашиваю, у него целы?

Лицо главного светлеет, морщины на нём исчезают. Слава богу, думает он, кажется, и на этот раз всё обойдётся без скандала.

- Вот и славненько, - вздыхает главный участливо. - Что ж поделаешь. Шёл по улице - оскользнулся - упал- закрытый перелом - очнулся: гипс...

- Да уж, - соглашается Андрей Иванович. - Какая же мерзость!

- Что?

- Ничего. Это я о себе любимом.

Действительно "да уж"! Спасибо, Коля! Когда выздоровеешь, одной бутылкой коньяка от меня хрен отделаешься. Ящик поставишь! Армянского, пятизвёздочного! Разорю!

Оказывается, наш фельдшер Васька Гулявый не выносит запаха жареного мяса. Узнал об этом, когда всей сменой поехали в лес и решили пожарить шашлыки. Васька сначала виду не подавал, но когда шашлыки были готовы, то неожиданно побледнел и его начало рвать. Проблевался, отдышался. Говорить не хотел, но мы сдуру (или спьяну) настояли. Оказывается, во время первой чеченской войны он служил в десантном полку санинструктором, и однажды ему пришлось вытаскивать из сожженного бандитами БТРа тела сгоревших солдат. Вот с тех пор и не переносит. От одного только запаха моментально выворачивает...

...А вчера вызывает один. "Ах, приезжайте скорее, муж-инвалид задыхается! Спасите-помогите!" Приезжаем. У этого "инвалида" загривок мощнее, чем у его бабы - жопа. На такой загривок два мешка картошки закинешь - он и тяжести никакой не почувствует! Да и сама "сиделка" у него - ширше маминой! Что, спрашиваем, случилось? Дыхание, отвечает, спёрло. Не продыхнуть. Лёгкие слушаю - чисто. Сердце - как пламенный мотор. Причина в чём? Да ничего вроде необычного, отвечает. В бане пивка выпил, трёхлитровую баночку, да когда домой пришёл - водочки вдогоночку. А так ничего. Всё как всегда.

Не, ты понял? Три литра плюс стакан!

Интересуемся, по какому заболеванию инвалидность?

- А меня, отвечает, в армию не взяли. По плоскостопию. Смотрит такими совершенно честными глазами и спрашивает: доктор, чего у меня? Это не смертельно?

Ну и кто он после этого?

...Очередной вызов. Женщина пришла с работы, пьяная, поставила разогревать кастрюлю со щами. Задела кастрюлю локтем, та опрокинулась на её сына, пятилетного пацанчика... Ожог от макушки до самых пяток... Схватил его на руки - и в машину. Весь запас противоожоговых салфеток, экстренная анестезия, экстренная интубация... До ожогового отделения живым не довезли... Приехали на базу, с Леночкой, моей фельдшерицей - истерика. Уйду я с этой грёбаной скорой, выла она. Я не отговаривал. В такой ситуации вообще ничего не надо говорить.

Долго мыл руки... Кажется, отмыл...

Или не отмыл...

Какая разница...

Скорая - это как зараза, как психическое заболевание. Мой напарник Колька Смургалёв говорит: на реанимации в скорой работают одни ненормальные. Нормальный здесь долго не выдержит. Или сопьётся, или мозгами поедет. Да я и сам сколько раз замечал: уходишь в отпуск и думаешь: а ну её... к этой самой матери. Пора на участок переходить. Там спокойнее. Старички-старушки, хроники... Таблетки выписал, уколы назначил - и гуляй спокойно. Вот отпуск отгуляю - и всё, перехожу. А в отпуске неделю-вторую отдохнёшь, успокоишься, на третью уже начинаешь интересоваться: как там дела-то, на станции? А на четвёртую уже дни считаешь. И сам себя клянёшь за слабохарактерность, за мягкотелость. В чём причина, почему решил остаться? А ответ простой: тянет. Просто тянет. Без всяких объяснений. Точка.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.