 |
|
|
|
|
Картинки в поезде 1. Народ вокзальный сиротливо-дик; Дорожный сервис пристален и пылен; И светофора дружественный тик Прогоркнувшим туманцем обессилен. Девчонка в красном, мне мешает дым! Твое кочевье - способ равновесья Между казенным домом и своим? Ответь мне, колеся и куролеся! Еще нескоро в Питере метро, Сглотнув прохожих, сыто заклокочет. А здесь в пустой истерике ведро В ногах честной компании грохочет. Крутое тесто прыти, полусна, Тюков разнообразье и огромность; И месяца тягучая блесна Предпочитает скуке вероломность. Девчонка в красном йогурт пьет и спирт, Ей нравится смешенье разных стилей. Качанье пола оживляет флирт: «Давно, мадам, Вы молодость забыли? Слабо в пылу студенческих забот Прикуривать от звезд, листая Кафку?..» ...Наш проводник, откупоривши рот, Борясь с икотой, падает на лавку. 2. Большие птицы, легкое крыло, - От чьих же вас щедрот перенесло В скупой сей край, где цепкие рябины, Сжимая в пальцах тусклые рубины, Царапают небесное стекло?.. Но вот когда в купе включают свет, Полеты ваши сводятся на нет, А я все длюсь в пространстве отраженном, И вместо вас над лугом обожженным Свершаю бесконечный пируэт. Ловлю зовущий взмах: «Ты не одна!» - Пустого вечера, где, ослепленный ветром, Слезится горизонт нездешним спектром, И рельсов вдруг обманет прямизна. Пусть!.. Суету оставим поездам. В молчанье вашем я доверюсь вам; Древесный Бог укроет наши гнезда, Но, знаете,.. я рано или поздно Отвечу станционным голосам. *** Когда в горизонт упираешься лбом ты, автобус, И тянет ноздрями салон твой бензиновый пар, Бродяга, оболтус, школяр, озирающий глобус, Очнись, собираясь в комок! Вьюга шепчет: «На старт!» Взывает цыганщина в сизом и сиплом надрыве, Подъемы, откосы ваяет во тьме мерзлота, И вдруг из сугроба всплывающий, режущий, рыбий Навстречу свет фар. И болтанка в районе хвоста. Дыханье весны и к тебе то прильнет, то отхлынет. Уже мы близки к узнаванью своих берегов. Я тоже гонюсь за мечтой! Мы свободны отныне От дружбы навязчивой и от словесных оков. Купель моя, кокон, стручок, - будь, спеша, осторожен! Дай в бархатном чреве мне кожей другой обрасти! Неся через степь колотье полусонных горошин, Холодной зарею меня напоследок крести. *** Светало - и гасли мы, обезголосев, И спор наш редел, превращаемый в пух; И утро неслось, не жалея полозьев, Подъезд провожал нас глазами старух. Поврозь, с ощущеньем бесправия пленных, Варились мы в городе, словно в котле, И всех растворял он - И правых, и левых. Бескровное солнце висело в петле. Трудяга-февраль, торговавший фарфором, Раздавши налоги, ложился пластом На жирной земле. Соблазненный простором, Разбитый сервиз проплывал под мостом. Чумел светофор, разгребая запруды В клубящемся токе металла и тел; И ты, задыхаясь в ознобе простуды, Пахучею капсулой лифта летел Ко мне на этаж. Только сердце спекалось Медлительно, словно в жару монпасье. И лаял звонок, пробуждаясь. Смеркалось. И ночь на двоих собирала досье. *** Едва утешась фокусом старинным, Я огибаю площадь по кольцу; На возвышенье бархатном недлинном Факир подносит острие к лицу. Зеленый попугай тасует карты, И будущее смотрит из зеркал, И влажный ветер с детскостью азарта Словцо «декабрь» на крышах написал. И воздух полн неистовством шарманки, А прежде был пристанищем надежд... Вновь королева выстилает санки, Играть готовясь судьбами невежд; Но Герда тихо поливает розы: Пока не сшита муфточка для рук, И милый Кай, не ведая угрозы, Конек привычно ладит на каблук... *** Две женщины растут во мне, переплетаясь, - И кротко молится одна, и лжет другая. Союз их гармоничен, но: я все гадаю - Какая яростней из них, нежней - какая? Одна ветвями всю меня возносит в небо, Другая пропастью бредет, где свет и не был. Так близко слиты два лица, так неразлучны, Их неуемные сердца мирам созвучны. Живее, трепетней их - нет, и нет - бесплотней, Я все врастаю в их дуэт - бесповоротней. Сегодня - табор и острог, назавтра - келья; Здесь - блажь и ладанный дымок, а там - похмелье; Ищу покоя - не найду: давно весь роздан. То райский сон, то вопль в аду - из бездны к звездам. Ужель я разлучу двоих, ужель посмею? О, нет мне ненавистней их, и нет роднее! *** Я хотела б тебя поместить под стекло, Не в шкатулку, а на стену, там, где светло, Там, где сердце мое - меж Христом и цветком, И не думать, не знать ни о чем, ни о ком... Это - детская жадность, ревнивый мой бред, Это - жажда ребенка, которого нет, Но чей смех оплеснет мой покинутый дом Не сейчас и не здесь - через тысячу лет... Я хочу быть закладкой, лежащею ниц В той магической книге, на той из страниц, Где трактуется нежность как суть бытия, Где подчеркнуто «Бог» и зачеркнуто «Я», Где навек сметено воцаренье зимы, Где зачеркнуто «Я» и подчеркнуто «Мы». |
|
|
|
Загружено:
