"Те, кто врёт о войне прошлой, приближают войну будущую. Ничего грязнее, жёстче, кровавее, натуралистичнее прошедшей войны на свете не было. Надо не героическую войну показывать, а пугать, ведь война отвратительна. Надо постоянно напоминать о ней людям, чтобы не забывали. Носом, как котят слепых тыкать в нагаженное место, в кровь, в гной, в слёзы, иначе ничего от нашего брата не добьёшься".
Виктор Астафьев
Я долго размышлял, рассказывать или нет об этом происшествии, вернее сказать, гнусном преступлении. Меня и друзья-однополчане отговаривали, но, увы, это правда жизни, хотя и ужасная. Поэтому замалчивать нельзя, а то спустя годы, старея, ветераны стали слишком приукрашивать события той войны. На многих напала ностальгия по былой молодости - идеализируют войну...
/Проклятие
Преступление
Начальник разведки батальона Дрозд хмурился - в последний месяц он был постоянно угрюм: тоска по родной хатке в небольшом глухом селе, по покинутым больным старикам, по жене Елене, что мыкается с маленькой дочкой Танюшкой в Бресте без постоянной работы. Мрачное настроение, находясь в полку, Николай по ночам пытался улучшать водкой, а в рейде, на боевых - нельзя!
В "цепи" батальонного разведвзвода было всего пятнадцать "штыков", плюс начальство придало опытного сапера с густо посеченным осколками лицом - коренастого татарина Алистаханова. А в долине на броне, на двух основательно потрепанных боями и горными дорогами БМП-2, осталось всего четверо бойцов - экипажи. Механик-водитель Валера Мартынюк, провожая цепь в горы, балагурил:
- Без зеленого листового чая и чарза не возвращайтесь!
Итак, ранним утром сразу после десантирования с вертушек в горы разведвзвод под командованием старшего лейтенанта Николая Дрозда получил задачу от начальника разведки полка на осмотр ущелья: проверить домишки и пещеры - по информации где-то тут склады с боеприпасами и минами. Заминировать тропы и быстро уйти.
Замкомбата майор Павел Лещук недовольно поморщился - кому понравится, что твоим подчиненным взводом командуют через голову, но куда деваться - нынче майор Вадим Коляда - начальник оперативного штаба полка. Лещук заверил штабных, что батальон справится и сверху присмотрит за разведкой, прикроет надежно.
- Задачу понял? - хмурился надменный майор, восседая на камушках возле импровизированного стола на плащ-палатке. - Что молчишь, Дрозд?
- Чего ж не понять. Проще пареной репы: спуститься, прочесать - и назад.
- Эх, не нравишься ты мне своей задумчивой мрачностью! - буркнул замкомбата, отхлебывая чай из кружки. - О доме слишком много думаешь, об отпуске мечтаешь...
- А о чем я должен мечтать? Об успехах в боевой и политической подготовке? О международном положении? Конечно, о жене думаю! Да ладно, товарищ майор, справлюсь. Не в первой...
- Мыкола! Негоже с таким настроением воевать! - встрял в разговор медик, прапорщик Фасберг. - Я б тебе спиртику дал, но ты тогда зачахнешь пока до кишлака дойдешь. Жара...
- Обойдусь... Вернемся, в полку угостишь! - буркнул старлей и, шаркая по земле кроссовками, потопал к взводу.
- Не пыли, пехота! - ухмыльнулся ехидный Фасберг. - Чай нам запылишь.
...Едва разведчики спустились по осыпи вниз и прошли по ущелью вдоль сухого ручья пару километров, как нарвались на группу отходящих духов. И почему эти душманы задержались в этом ущелье? Возможно, маскировали склады в тайных пещерах или минировали тропы, а может просто не ожидали внезапной высадки десанта в эту местность, удаленную от больших дорог.
Первым в дозоре шел весельчак ефрейтор Демчуг - довольно опытный боец - уже почти год службы в Афгане. По-хорошему во главе колонны должен был топать сапер, но Хасан на свое счастье чуть затормозил, осматривая показавшееся подозрительным нагромождение камней, и оказался за спиной ефрейтора. Едва Демчуг зашел за выступ скалы - оказался лицом к лицу с противником и на мгновение опешил. Но и духи чуть замешкались. Стрелять начали почти одновременно, но Демчуг все же первее: длинной очередью в полмагазина сразу завалил двоих ближайших, но третий среагировал и срезал разведчика.
Демчуг с хрипом упал и сумел наполовину укрыться за валуном. Его дружок Серега Вакула по кличке Красивый швырнул гранату подальше за выступ и вместе с сержантом Гаджибековым ухватил товарища за ворот и за рюкзак - успели утянуть подальше от губительного огня.
Кровь обильно полила песок и камни уже почти пересохшего ручья. К тяжелораненому подскочил внештатный медик взвода Гена Каретников: втроем быстро стянули разгрузку с пострадавшего и РД , рванули х/б - и пуговицы разлетелись по сторонам. Дрозд швырнул санитару драгоценную коробочку с ампулами промедола - препарат строгой отчетности:
- Генка, живее вколи - у него болевой шок!
Истекающий кровью Демчуг громко матерился, стонал и хрипел, вырывался, размахивая руками. Медик наорал на слегка растерявшегося Вакулу:
- Чего рот раззявил? Помогай, руки крепче держи! Эй, Красивый, штаны живее стягивай с него!
Гаджибеков и Вакула, беззлобно матеря друг друга, а заодно неуклюжего Кругликова, подоспевшего к ним на помощь, разрезали тельняшку и гимнастерку. Медик осмотрел раны - пуля пробила грудь навылет, и кровь, пульсируя, сочилась из отверстий. Наложили тампоны, как сумели, перебинтовали, затем жгутом перетянули левую ногу, и тоже забинтовали. Все основательно перепачкали руки и форму в крови.
Получив два укола сильнодействующего обезболивающего, ефрейтор чуть расслабился и затих.
- Серега, дай закурить... - прохрипел Демчуг, открыв глаза и сморщив курносый нос. - А ловко я двоих бородатых уконтропупил... Ой, больно-то как...
- Ты, молодец, Вовка, кто спорит! - подбодрил друга Вакула. - Настоящий герой - орден заработал! Погоди, сейчас отпустит, полегчает от промедола...
- А как ловко я заедренил этих бородатых сучар - наповал сразил! Среагировал - успел! - пыхнул сигаретой раненый и скривился. - Жаль и меня одна бандитская тварь достала!
- Не переживай! Щас тебя в госпиталь доставят, заштопают - будешь как новенький! - заверил раненого Каретников. - А может, повезет - и после госпиталя сразу домой...
- Об этом только мечтать, - простонал раненый.
- Лежи, кури, отдыхай. А я пойду, добью этих мразей!
Казбек подхватил автомат и поспешил к товарищам.
А бой тем временем завершался: передовую позицию вместо раненого мгновенно занял Большой Папа с пулеметом. Этой небольшой банде духов не повезло с местностью: узкое ущелье с резкими отвесными гладкими высокими склонами, и до ближайшего изгиба метров сто - не успеть добежать. Природный капкан! Дальнейший бой получился скоротечным. Уцелевшие душманы залегли вдоль русла пересохшего ручья и принялись огрызаться длинными очередями, однако их отчаянного упорства хватило ненадолго: прикрываясь каменным выступом, бойцы забросали "бородатых" гранатами - всех оглушили и основательно поранили. Высунув ствол за глыбу Большой Папа, ближайших двоих уцелевших, почти сразу искромсал, а третьего израненного осколками от гранат - снял Дерево из СВД . Второй магазин снайпер выпустил по лежачим - на всякий случай, чтоб чуть позже кто-то из врагов внезапно "не ожил" и не стрельнул в спину.
Всего десять минут прошло с первого выстрела, и уже наступила тишина, и, в принципе, получился вполне хороший результат: пять - один! Причем этот наш один - жив, а пятеро тех ушли в мир иной. Некоторое время разведчики еще понаблюдали за выходом из ущелья - не спешит ли кто банде на помощь, осмотрелись - затем Дрозд тихо скомандовал:
- Вперед... Только аккуратно...
Осторожно подошли к трупам. Большой Папа выпустил по короткой очереди в каждое тело, попинал - выместил гнев. Фикса из автомата тоже пострелял одиночными по самому чернокожему, затем смачно плюнул на труп. Дрозд не стал останавливать бойцов: за два месяца нескончаемых боев столько злости скопилось у солдат - ярость выплескивалась через край.
Произошедший бой был так скоротечен, что Дрозд только теперь доложил о стычке с душманами, уже по итогам, и сразу получил от Лещука нагоняй:
- Охренел? Какие духи?
- Такие! Были живые, а нынче уже мертвые!
- Странно... Накануне там разведбат работал!
- Либо плохо работали, либо те укрывались хорошо...
- А вы, значит, следопыты - отыскали...
Наконец после словесной перепалки Дрозд сумел подробно доложить по связи о результатах стычки и про раненого - в ответ получил указания от майора, сдобренные крепким матерком:
- И все равно вы раззявы! Опять духов прошляпили!
- Не прошляпили, а вовремя обнаружили и уничтожили, в отличие от дивизионных разведчиков...
- Герой, бля! Но сколько можно терять солдат! Ты конечно молодец, Микола, но осадок от потери Демчуга все же есть... Ладно, сейчас вызову вертушку - ближайшая площадка подскока над вами на высоте в квадрате...
Майор продиктовал координаты и повторил для запоминания еще раз.
- Все понял?
- Понял! Принято...
- Живее тащите раненого, недотепы! И не мешкать. Да прикройте огнем вертушку - вдруг где-то еще духи затаились...
Замкомбата закончил фразу многоэтажным матюком, а Николай нахмурился и мысленно ответил майору тем же ласковым многоэтажным, возвращая станцию радисту. Ох, ну не умеет этот Лещук ладить с людьми...
- Медик, Вакула и вы двое! - крикнул взводный молодым бойцам Ляпину и Смирнову (по кличке Круглый). - Живее выносите Демчуга вот по тому склону на площадку!
Похлопав по плечу Большого Папу, старший лейтенант велел и ему тоже ползти в гору - прикрыть пулеметным огнем.
- Иди... Духи вокруг... мало ли что...
Носком ботинка Дрозд повернул голову ближайшего трупа лицом вверх, затем осмотрел следующего - и так далее по порядку. Мятежники были как на подбор с темно-коричневыми лицами - вероятно - арабские наемники: либо саудиты, либо суданцы, либо йеменцы. Экипировка у всех не афганская, не местная: ни халатов, ни галош, ни шапок-паколей - в новеньком камуфляже, в горных ботинках, головы замотаны в темные тюрбаны.
Лишь на несколько минут отвлёкся на переговоры с замкомбата, а когда вновь окинул взглядом лежащие трупы - нахмурился и чертыхнулся: кто-то уже успел всем отрезать уши.
"Ох, мерзавцы! Коллекционеры, мля! - мысленно беззлобно ругнулся взводный. - Явно сработал Деревянный..."
- Профи, наемники! - произнес вслух взводный, обращаясь к сержанту. - Матерые нам попались духи!
- Матерые, но без ушей! - хохотнул Хмыков. - Помню, в школе по литературе проходили какую-то книжку, и там был толстяк, Пьер Безухий...
- Балбес, неуч! Пьер Безухов - "Война и мир", роман Льва Толстого.
- А мне хоть Лев, хоть не Лев...
- Эй, остолопы! Уши, чья работа?
- Может, эти арабы такими и родились...
- Демчуг молодец - орден получит! Чуть зазевайся, да окажись он в иной позиции - лежать бы нам всем на их месте, - нахмурился старлей. - Но все равно нехорошо уродовать покойников, даже врагов. Тебе ведь не хотелось бы в случае чего лежать без ушей и прочих ценных частей тела?
Хмыков насупился и потихоньку отодвинулся от взводного в сторону трофейных мешков: у командира явно испортилось настроение, и нужно было держаться от него подальше.
Другие разведчики в это время тоже не терялись: торопливо и деловито собрали в кучу оружие, боеприпасы, рюкзаки, нагрудники-разгрузки, обыскали убитых. У двоих в карманах нашлись какие-то документы с причудливыми закорючками и листовки, у главаря - затертая карта и план на бумаге с какими-то обозначениями. И хотя в этих духовских мятых бумажках сам черт ногу сломает - арабская вязь, но разведцентр требует все документы сдавать, а переводчики-толмачи и ХАДовцы что-то, да поймут - разберутся.
Гаджибеков протянул взводному еще несколько бумажек:
- Опять эта дребедень непонятная... Вряд ли кто у нас поймет...
- Давай сюда, кому надо - поймут!
Взводный сплюнул в пыль и, густо перемежая речь замысловатыми матами, громким криком подогнал медленно ползущих по склону бойцов: поторапливаться - поднимать раненого к указанной вертолетчиками площадке подскока.
- Вертолет не такси - ждать не может! Живее, бубуины! Ползете как черепахи!
Вдогонку за группой по эвакуации раненого Дрозд послал еще и Фиксу, обвешанного трофейным оружием и с пачкой документов:
- Догоняй, поможешь пацанам! Да не забудь, обязательно передай вертолетчику бумаги, скажи, надо срочно сдать в разведцентр. Предупреди, мол, я проверю! А то они себе хапнут на сувениры. Знаю я этих летунов...
Вертолет МИ-8, подняв густое облако пыли и песка подсел, и через минуту, заложив вираж, улетел. Бойцы же , сдав раненого и трофеи, вернулись к взводу. Чуть передохнули - и с тихой руганью потопали дальше выполнять боевую задачу...
Почти на выходе из ущелья дозор наткнулся на кишлачок. Вернее сказать, на три небольших домика с пристройками, притулившиеся на невысоком пригорке над ручьеме. Осмотр хибар не принёс особых результатов - нашли лишь пустые пулеметные цинки, разбросанные всюду на полу шприцы, упаковки от медикаментов да в углу кучу окровавленного тряпья и использованные бинты. Видимо, недавно здесь был развернут полевой госпиталь, а теперь тут ни медиков, ни пациентов: никого из живых, только несколько свежих могил, выложенных камнями. Чуть в стороне, на холме, на воткнутых палках болтались зеленые тряпки. Что-то они да обозначали. Вероятно, что здесь покоятся тела правоверных моджахедов?
Итак, из всего увиденного можно было сделать вывод о большом количестве раненых душманов. Старлей немедленно доложил по связи о находках - начальник разведки полка Коледа одобрительно пробубнил:
- Отлично! Значит, еще несколько духов было уничтожено и ранено в результате бомбежки и обстрелов накануне. Дружище, собери все документы, какие найдешь, и возвращайся на базу! Отбой...
Взводный огляделся еще раз и хмыкнул: какие тут документы? Только пустые коробки и пачки да непонятные бумажки с инструкциями к лекарствам на многих языках мира. Собрал инструкции, сунул в РД - пусть начальники изучают, чем духов лечат.
Дрозд с удовольствием бы остался на ночевку в этих трех хибарах в ущелье, но боевой опыт не пропьешь - нельзя впустую рисковать. Нехотя, но согласился с командованием, что спокойнее вернуться и ночевать на вершине хребта. Уходя, сапер рванул одну хлипкую хибару, а в остальных на косяки дверей закрепили пяток сюрпризов - гранаты во французских граненых стаканах.
Измотанные изнурительной жарой и крутым подъемом, разведчики едва успели до захода солнца вернуться к основным силам батальона на ночной привал. Хмурый Лещук встретил без радушия. Выслушал подробный доклад, слегка пожурил за раненого и указал пальцем на плато над обрывом, чуть пониже площадки, где накануне батальон высадился в горах.
- Располагайся и будь внимательнее, мало ли что. Тех пятерых духов вы нынче постреляли, но вдруг еще где-нибудь другие бродят.
- Вот именно - мы их перестреляли! А вы на меня днем матом ругались.
- Не ругался - воспитывал...
"Воспитатель, блин!" - мысленно ругнулся взводный.
Дрозд разделил взвод на три ночных поста - проследил за обустройством обороны, благо, успели выбраться на точку за час до заката. Чертыхаясь и тихо поругивая командиров, бойцы до ужина успели соорудить из камней толковые укрепления и заминировать подступы сигнальными минами и растяжками из гранат.
После обстоятельного доклада и длительных переговоров по связи с начальником разведки, освободившись от дел уже далеко после заката, Николай принялся за ужин: съел без аппетита баночку паштета и пачку галет, затем проинструктировал сержантов по организации службы и обругал походу задремавшего связиста. Все дела сделаны - можно отдохнуть...
Едва взводный расстелил спальник в защитном сооружении из камней и прилег, стянув пропотевшие насквозь кроссовки, как на тело навалилась жуткая усталость. Разгрузку под голову, автомат под руку, ПБС в спальник под бок, и сразу в голове роем завертелись мысли: завтра снова сбивать ноги о камни, потеть, напрягать силы, возможно, воевать...
Минуту назад жутко хотелось спать, но мысли о доме растревожили. Повернулся на один бок, потом на другой, улегся на спину - принялся таращиться на звезды. Выдохнул. Вроде полегчало.
...Николай еще долго ворочался в трофейном спальнике. И как не ворочаться: накроешься с головой - жарко, раскроешься - комары лезут в лицо. Однако поролоновый спальник - хорошая вещь для войны летом, особенно в горах: легкий в переноске, компактный. В прошлом году первая рота батальона удачно нашла склад боеприпасов, который был заодно и вещевым - подрезали у душманов полторы тысячи этих пакистанских спальников - и надолго обеспечила весь полк и штабы дивизии и армии. Спасибо пехоте за подарок!
В этом спальнике хорошо, но между телом и грунтом лишь тонкий слой материи и поролона: то один камушек вопьется в спину, то другой, поэтому в горах не сон - одни мучения.
Плохим у Дрозда настроение было давно - в голову второй месяц лезли дурные мысли о раненых и убитых товарищах. Особенно подкосила недавняя гибель Андрея Сибирякова - взводного разведроты и закадычного дружка - однокашника по училищу. В один день прибыли в Афган, вместе иногда после боевых выпивали, одновременно наградные на ордена ушли, вместе надеялись уехать в отпуск, вместе замениться...
Николай на боевых действиях - год без перерыва: рейды, засады, прочесывания. Большие безвозвратные потери, за год почти дюжина бойцов выбыла во взводе: кто-то погиб на подрывах, засадах, кто-то тяжело ранен при обстрелах, кого-то скосила тяжелая инфекция. Даже когда горнострелковый батальон после рейда отдыхает в пункте дислокации, то начальник штаба полка гонит взвод на реализацию разведданных к батальонам, стоящим на заставах в "зеленке" и на дороге. И проверяющие из Москвы и Ташкента начальники только и делают, что ругаются: в документах бардак, с отчетностью завал, и разные рапорта вовремя не подал. А когда? Где взять писаря во взвод? По штату не положен. А сам зашиваешься - штабные и тыловые для прикрытия собственных задниц разных бумажек придумали тьму... Хорошо, первая рота чуток помогает - их замполит Костя Полукеев наградные оформляет, да старшина Гога вещевой учет ведет.
Больше всего Николая угнетало, что даже комбат считает его разгильдяем и недостаточно волевым командиром. Это он-то, Дрозд, не волевой? Да перед ним два взводных себе рога и зубы обломали на "разведбанде"! Когда в мотострелковых батальонах начали с нуля создавать разведвзводы, то командиры рот спихнули самых разгильдяев. А он сумел за полгода переломить анархию, навести дисциплину и сплотить коллектив. Хотя и не без проблем, но какой-никакой, а появился порядок.
Нахлынувшие размышления о службе вновь сменили мысли о доме и семье, и захотелось поскорее в отпуск - год войны позади! Лето в разгаре, Танюшка и Ленка хотят на море: пляж, коктейли, мороженое...
Наконец, сморило... И сразу приснились жена и дочь, словно наяву - протянул руку потрогать и, резко вздрогнув, проснулся. Прислушался, тихо окликнул часовых - те бодро и так же в полголоса ответили. Порядок - служба организована сержантами на должном уровне! Задремал, вновь перед глазами жена и дочь - вздрогнул и проснулся. И так раз пять за ночь - нервы...
Лишь под утро Дрозд крепко уснул, уже без сновидений и дерганий. А с рассветом начался новый день войны.
...Тот июньский день не задался с рассвета, хотя, откровенно говоря, и весь дальнейший месяц в рейде был не особо удачным.
Солнце, едва появившись из-за кромки хребта, опалило горные вершины и хребты. Его лучи мгновенно высушили росу на колючках и редких травинках, чуть остывшие за ночь камни тотчас нагрелись. Жара скоро припекла раскинувшееся во все стороны высокогорье и вытянутые на многие километры горные гряды, на двух из которых рассыпался в укрытиях рейдовый батальон. Действительно, если взглянуть вниз с высоты птичьего полета, то покажется, что вершины хребтов изъедены волдырями невысоких каменных укрытий - стрелково-противоосколочных сооружений, обозванных пехотой сокращенно СПСами. Такие же сооружения, но гораздо мощнее и основательнее строят и моджахеды.
Едва первый солнечный зайчик скользнул по закрытым глазам, сонный офицер, не поднимая головы, тихо скомандовал:
- А ну, архаровцы, подъём! Живее!
Заодно сопроводил команду крепким матерком.
Утренняя назойливая мушка пробежала по вспотевшему лбу командира, запуталась в вихрах всклоченной русой шевелюры, тревожно и жалобно зажужжала. Николай беззлобным щелчком отправил ее в последний полет и с наслаждением потянулся всем своим тренированным телом потомственного крестьянина. Прикрыл глаза ладонью от лучей - в эти утренние часы жутко хотелось поваляться: начальство молчит и никуда не гонит, жаркое солнце еще не палит, не душно...
Чуть прищурив глаза и прикрывшись ладонью, сквозь пальцы Дрозд разглядел деловитого крупного муравья, ползущего по валуну. Затем Николай углядел в щели между камней черного паучка, деловито начавшего плести свою новую сеть-ловушку.
"Всюду жизнь - и война нипочем!.."
С первого раза на окрик офицера взвод не отреагировал - действительно, куда торопиться? Под утро на постах, как обычно, дежурила молодежь, самые "душары". Каретников и Макеев ещё до подъема начали кипятить воду для чая в "цинке" старикам и взводному - готовить завтрак.
Раз первая команда не подействовала - пришлось старлею высунуться из спальника, повысив голос, крепко ругнуться, громко и витиевато, да швырнуть попавший под руку камень в ближайший СПС. Кто-то ойкнул и тихо выругался.
Куда деваться - "тела" зашевелились активнее. Вечно унылый Фикса с жёлтым лицом после жестокого гепатита, которому и прилетел в плечо камень, широко зевнул и громко испустил газы, на что таджик Азиз Назипов хохотнул.
- Чо ржёшь, чурка! Молод еще над черпаками смеяться! В рыло хочешь? Так это легко!
Более старший призывом чеченец Эсанов заступился за переводчика:
- А ты не порть атмосферу, ефрейтор! Не свинья же. И без тебя крепко воняет на горке. Отошел бы подальше в сторону и пердел...
- Извини, не хотел, нечаянно получилось, - поспешил оправдаться "черпак", не желая вступать в ненужный конфликт со старослужащим.
- Как говорят у вас, русских: а за нечаянно бьют отчаянно!
Фикса спрятал взгляд, зарывшись с носом в вещмешок, якобы в поисках чего-то, в эту минуту крайне ему нужного - замял тему. Ленивая бытовая ругань прервалась, едва начавшись, и бойцы не спеша продолжили заниматься своими житейскими делами.
Сержант Крецу, активно потерев лицо кулаками, с трудом продрал глаза - спать, хотелось смертельно, потому что всю ночь проворочался. Сам виноват, не доглядел и лег на неудобном месте, на осыпи из камней. И ведь вроде бы притоптал их ногами, убрал самые острые, а едва лег - впились, проклятые, между ребер. Ночью место не поменяешь, только хуже найдешь - вот и не выспался. И хотя подниматься было не охота, а куда деваться - надо вставать. Потянулся, широко зевнул и по укоренившейся привычке мгновенно огляделся - опасности вроде никакой. После вчерашнего дневного перехода и восхождения на гору за шесть часов ноги вполне отдохнули - ведь он ночью на посту службу не нёс, а лишь с вечера для вида пободрствовал, пока взводный не уснул - изображал службу. Однако свои полтора часа несения службы честно таращил глаза в глубокое черное ущелье, словно можно было в нём что-либо без ночного прибора разглядеть. А инфракрасный бинокль-ночник во взводе всего один и, Дрозд его никому не давал, вероятно, благоразумно опасался, вдруг бойцы испортят - "засветят". И то верно, какой-нибудь молодой солдатик испортит прибор, а потом офицеру за него не рассчитаться - три или даже пять окладов из кармана выкладывай неизвестно за чью тупость.
И ночью Молдаван спал довольно чутко - привычка, выработанная за полтора года войны, - просыпаться каждый час и негромко окликать часового на посту.
Ночью на постах не спали, молодежь была за минувшие два месяца уже вымуштрована - да и кому хочется, чтоб тебе сонному эти "бородатые" кишки выпустили...
Черноволосого и черноглазого Ваню Крецу призвали в армию из Москвы, поэтому друзья частенько подшучивали - мол, молдаванин, да не настоящий. Молдаванинам служить было гораздо легче, потому что москвичей в армии издавна не любили: за снобизм, хитрожопость и бытовую неприспособленность к жизни.
Иван приехал в Москву по протоптанной дорожке, следом за старшей сестрой, которая несколько лет его зазывала: приезжай,Ванюшка, город большой и красивый - выучишься, человеком станешь. Согласился. Приехал, поступил, получил койку в общаге. В первый же вечер подрался с двумя псковскими соседями по комнате - об этой драке остался след на всю жизнь: шрамы над бровью и над верхней губой да чуть свернутый нос - почему-то кучерявые волосы и плохое русское произношение селянам-скобарям не понравились. Бой выдержал с достоинством - потом выпили и подружились. Москва - город действительно большой и шумный - всюду снует народ, машины. Зимы снежные и холодные, непривычно после тихого и солнечного села с садами и виноградниками. Но освоился, прижился. Окончив "путягу", получил специальность сварщика, но поработать не успел и месяца: повестка, призывной пункт, казарма. После карантина загремел в Афган, в пехоту, и сразу попал в недавно сформированный разведывательный взвод рейдового батальона. И, как говорится, с корабля на бал - сразу в рейд, в бой, под пули. На реализацию разведданных к посту второго батальона пошла усиленная бронегруппа. До поста даже не дошли - в зеленке нарвались на крупную банду, поэтому бой получился тяжелым, неравным и кровопролитным. Передовая группа вместе с неудачливым командиром взвода наскочила на засаду и была отрезана от основных сил: через пять минут перестрелки двое погибших и трое раненых. Взводный уполз зачем-то чуть в сторону, и лишь уцелевший сержант продолжал вести бой - но для выноса из-под огня раненых и убитых дозору требовалась срочная помощь. Вместе с разведкой в том рейде за старшего был начальник штаба батальона - в тот момент, а впоследствии - комбат Письменник.
Лейтенант-минометчик стрелял наобум, по квадрату, стараясь бить чуть подальше арыка, опасаясь угробить своих, поэтому толку от такой огневой поддержки было мало - духи лежали метрах в двадцати от побитого дозора.
Ваня вместе с приятелем-одногодком Юрком валялся в грязи, распластавшись в арыке, крепко вжимаясь в сырой грунт. И хотя оба дрожали от страха и ожидали скорой смерти, но посылали короткие очереди куда попало, в отличие от других, трёх молодых, очумевших от ужаса и зарывшихся мордами в грязь. Послали вытаскивать раненых - Хмыков пополз первым и Крецу следом. Помогли отчаянному сержанту отбиться от духов, вытащили раненых, потом сползали за убитыми. Юрка еще успел духовскую гранату, прилетевшую из-за дувала к ногам начштаба, откинуть назад - спас и себя и командира.
Тот бой Ваня-Молдаван запомнил на всю жизнь, хотя позже не раз попадал в жуткие передряги. А начальник штаба через три месяца стал батяней-комбатом, молодых бойцов Юрку и Ивана хорошо запомнил и всегда выделял среди прочих бойцов.
В следующем бою Крецу тяжело ранило, попал в госпиталь, вернулся и был назначен командиром отделения, получил звание сержанта, а вскоре и орден подоспел. И пошло-поехало по накатаной: рейд, реализация разведданных, короткий отдых в полку - и опять новый рейд...
Иван аккуратно отодвинул рукой чуть в сторону АКМС, выполз из мешка, встряхнул почти "стоячие" носки, вывернул их наизнанку - давно пора постирать или сменить, но прежде надо добраться до большой воды. Задумчиво постучал о валун подошвами побитых жизнью и потрескавшихся стареньких кроссовок, натянул, зашнуровал. Встряхнул хэбэшку, сбил о камни колючки и пыль, вновь широко зевнул, потянулся, огляделся, хищно втянул воздух широкими ноздрями - принюхался. Пахло, как и обычно на месте привала, вернее сказать, снизу, со склона, слегка воняло. А как иначе, если внизу создалось отхожее место - кучки да кровавый понос - и над этим "добром" вились роем мухи. И хотя взводный велел спускаться ниже от "задачи" гадить, но ведь далеко не отойдешь - всюду растяжки! Сам велел для безопасности на ночь по периметру расставить мины-сигналки и растяжки из РГД и РГО . Да и если б не велел минировать, разведчики и сами дело знают...
В очередной раз, широко и протяжно зевнув, Ваня почесал и пригладил жесткий ежик коротких, колючих, чернявых волос, до хруста в суставах крепко растянул руки, повернул лицо первым лучам: пока жгуче не припекает, следовало наложить очередной слой загара, ведь скоро домой - пятьсот дней службы позади. Скоро долгожданный дембель!
Кому-то из призыва осталось три, а кому - максимум четыре месяца службы. Пока Ване-молдаванину более-менее везло, лишь раз крепко зацепило осколками от неподалёку разорвавшейся 60-ти миллиметровой китайской мины. В тот день легкий бронежилет не выручил - куски железа прошли сбоку, там, где не было металлических пластин, и пропороли гимнастерку - впились между ребрами. За героически пролитую кровь полгода назад награда нашла героя - получил орден "Красной звезды". Ваня был уверен, что по возвращении домой все самые красивые и грудастые девки Москвы будут его! Конечно, девки же - Москвы, в родное молдавское село он не собирался возвращаться - там работы хорошей нет...
Сержант окликнул часового:
- Эй, Круглый, не спишь? Как обстановка?
- Порядок... Спокойно, - отозвался молодой боец. - До дембеля осталось сто тридцать дней, товарищ сержант!
- Молодец, не забыл, не сбился! Службу сечешь...
- Так точно! Мне лишний поджопник и фофан ни к чему...
- Очередная спокойная ночь - это хорошо! Скоро домой, зачем нам лишние приключения на жопу... А ну, Круглый, живее буди остальных...
Солдатик принялся аккуратно расталкивать Большого Папу и Дерево. "Черпаки" слегка матюкнулись, но особо пререкаться не стали - зевнув, поднялись, свернули спальники, торопливо зажгли сухой спирт для кипячения воды в банках.
Молдаван ещё раз потянулся, окинул взглядом плато и ущелье и поспешил на второй, более удаленный пост - к приятелю замкомвзводу.
Тихо ступая кроссовками на камушки, Иван подошел вплотную и склонился над приятелем. Старшина Хмыков сладко улыбался чему-то во сне, и яркие веснушки широко расползлись по безмятежной мордахе.
Коренастый, русоволосый, голубоглазый, круглолицый, с постоянной, чуть наивной улыбкой на пухлых губах старшина Юрий Хмыков - был родом из средней полосы России. Лицо типично русское, самое обычное, неприметное. Родился он в простой семье и жил в небольшой и бесперспективной, как ныне принято говорить - из глухой деревни. Отец умер рано - крепко пил. Оставшись одна с детьми на руках, мать надрывалась с утра до вечера на птицеферме и по хозяйству, чтобы поднять на ноги двоих маленьких детей, поэтому Юрка со старшей сестрой детство провели в постоянной сельскохозяйственной работе: покос, прополка, уборка урожая, уход за скотиной. После вымученной восьмилетки подался учиться в большой город - в Ленинград. Поступил в профтехучилище - обучаться ремеслу обувщика-сапожника. Учился с большим интересом: профессия нужная и полезная, человек с руками и головой всегда при деньгах, ведь обувь буквально горит на ногах у людей, хороших штиблет мало, как говорится, днем с огнем не сыскать, поэтому можно подхалтурить себе на карман. По распределению повезло устроиться на знаменитую фабрику "Скороход". Работа нравилась и спорилась - чуть не стал "Ударником коммунистического труда", но через полгода призвали в армию. Ротный в учебке, узнав о ценной профессии новобранца, сразу приставил к знакомому делу: пришлось тачать сапоги и ремонтировать ботинки старшим офицерам батальона и плюс обувь их семей, да еще и старослужащие-сержанты по ночам частенько припахивали: то гладить дембельские сапожки, то стачивать и наращивать каблуки.
Можно было остаться в постоянном составе и продолжать заниматься обувью, но захотелось на войну - разве Хмыков трус или хуже других? Вот друг Ваня-Молдаван пойдет на войну, а он, Юрка, отсидится в тылу? Неудобно перед приятелем и другими товарищами! Однако командир отпускать не хотел - уперся, пришлось устроить себе "залет": напиться и слегка подебоширить. Ротный жутко разозлился и засунул в первую же отправку "за речку". Попали с неразлучным дружком Ваней в один полк - в пехоте азиатов было большинство, а из них мало кто рвался в бой, поэтому Юру как добровольца комбат определил в разведку. Следом за дружком и Ванька-Молдаван попросился в разведку. И в первом же бою Хмыков отличился, когда будущий комбат спросил: кто поползет вытаскивать убитых? Добровольцы - вперед! Юрка не привык прятаться за чужие спины - сразу вызвался. А как не вызовешься, когда лежащий рядом дембель ощутимо тычет в бок локтем - молодой, вперед!
Пополз. За ним следом приятель по трехмесячному карантину, все тот же Ваня Крецу. Когда добрались до первого убитого, то едва не сблевал, потому что распростертый на земле парень был весь истерзан и побит осколками от выстрела гранатомета: голова в крови - месиво, горло разодрано, разгрузка на груди вся посечена. Рядом с убитым стонал раненый в бок боец -"черпак".
Схватил за шиворот живого, потянул его, а Молдаван зацепил за руки второго раненого, с посеченными ногами - потащили к арыку. Упарились! Чуть отдышались - и поползли обратно - сачковать некогда, там, у дальнего дувала стонал ещё один раненый. Третьего раненого в грудь вытащили при помощи взводного. Затем третья ходка - тащить убитых.
После первого боя еще крепче сдружились с Иваном и далее вместе неразлучно прослужили, провоевали уже почти два года.
- Эй, Юрок! Хватит баб во сне щупать! - потрепал за плечо товарища-одногодка Молдаван.
- М-м-м...- простонал друг. - Отстань, балбес! Такой сон испортил...
- Пора чаёвничать, сейчас взводный орать начнет, что мы всю службу проспали. Он со вчерашнего дня еще не отошел - злой как черт!
Хмыков открыл глаза и в свою очередь тоже сладко и широко зевнул, затем от души, до хруста в суставах потянулся. Мощный зевок плеснул в лицо Ивана, и тот эхом отозвался и тоже широко и протяжно зевнул в ответ.
- Молдаван, ну что ты за человек? Ведь и сам толком не проснулся, и другим спать мешаешь, - пробурчал старшина. - Сон испортил...
- О чем?
- Уже и смутно помню. Но точно был домашний сон...
- Развратные бабы?
Юрка закурил и задумчиво посмотрел на приятеля:
- Эх, Ваня-Ваня, если б снились девки сисястые... В голове в основном крутилась какая-то чепуха: деревня, в которой я не был уже четыре года и почти забыл о ней, какие-то полузабытые люди, покос, коровы...
- Вот-вот... Всё-таки думаешь о тёлках... Пойдём ко мне - угощу сгущенкой и паштетом, а то твои бездельники еще и не почесались.
Юрка ругнулся на нерасторопных молодых бойцов и легкими затрещинами разбудил дрыхнувших Вакулу и Джумаева.
- Ты почему вовремя не будишь пост? - накинулся сержант на молодого бойца. - Получишь крепких люлей, если мне от взводного достанется.
- Я их поднимал - послали подальше, - пробормотал чумазый Ляпин виновато. - Обещали в морду дать...
Молдаван хотел пошутить насчет слабой организации службы на посту друга, но в этот момент в животе Ивана вдруг нестерпимо заурчало: сигнал - пора жрать! Передумал шутить. Поспешили к дальнему посту Ивана. Дальний - это громко сказано, всего лишних тридцать метров в сторону от командного пункта взвода. Оседлали удобные для отдыха валуны, вскрыли баночки с кашей, энергично заработали ложками. Поев, запили кашу темной бурдой под названием чай.
- Слышь, дух, ты совсем оборзел? А трофейного чая дембелям нет? Круглый, ты почему заслуженным дедушкам труху завариваешь? - набросился Иван на бойца. - В рыло хочешь?!
- Товарищ сержант, я не виноват, хороший чай ещё на броне закончился...
Молдаван чертыхнулся и вылил треть кружки с пылью и трухой на камни.
"Надо будет в кишлаке хорошенько пошарить - найти дукан . Негоже пить эти опилки..."
- Зазря воду расходуешь! - осуждающе покачал головой Юрок.
- Да ладно тебе бурчать. Наверняка полковые командиры наш взвод сегодня опять спустят вниз чесать кишлак - наберем из родника свежей...
В это же время полусонный связист Мокей, спотыкаясь о торчащие из земли камни, спешил с радиостанцией от "туалета" к командиру взвода: всю ночь просидел на связи вполуха, в половину сонного глаза - утром приспичило.
- Товарищ командир, "Багор" вызывает! - Связист протянул наушник и тангенту в руки Дрозду.
- "Багор-4"! Почему долго не отвечал? Опять дрыхнешь? - пробурчал в эфир с нескрываемым недовольством замкомбата. - Прием! Как слышно?
Зануда и педант майор Лещук второй месяц исполнял обязанности комбата, пока подполковник Полторак отдыхал в отпуске: справлялся довольно слабо, нервничал, суетился, и офицеры батальона этого накаченного атлета, выпускника спортивного факультета "Ленпеха" заслуженно недолюбливали за хамство и высокомерие.
- Всю войну проспишь, Дрозд, и ордена не получишь! Прием...
- Я "Багор-4"! Я на связи! Никак нет! Пристально и внимательно наблюдаю за местностью! - соврал Николай и машинально оглядел окрестные хребты и вершины. - Обстановка, как и вчера - порядок... И орден у меня уже есть... Прием...
- Будешь валять дурака - второго не получишь! Прием...
- А кто валяет? Я воюю... Прием...
- Хватит пререкаться, бдительный и зоркий! - продолжил майор общение с нескрываемым ехидством. - Так что ты видишь внизу?
Николай отвернулся от радиостанции, широко зевнул, чертыхнулся, его прокуренные усы затопорщились и едва не попали в рот. Взводный слегка подкрутил их пальцами, поправил, огляделся. А действительно, что ему отсюда такого особого видно? Пейзаж именно такой, какой и обычно наблюдаешь в рейде в горах: серость, унылость, обычный убогий ландшафт из камней, песка и мелкого щебня, всюду осыпи да редкие колючки. И, конечно же, средневековая нищета. Вот и в этом ущелье: по берегам, вдоль ручья, россыпь глиняных домишек, а дальше, до горизонта, вереница небольших кишлаков с торчащими тут и там пирамидальными тополями и ореховыми деревьями.
- Ну-у-у... Кхе... - потянул время Николай и прокашлялся. - Вижу вчерашние кишлаки. Изменений не наблюдаю. Приём...
- Не видит он... Эх, разведчик...
- А что? Какая новая задача? Прочесать? Обстрелять? Прием...
- Не надо стрелять попусту! - рявкнул майор. - Вам лишь бы убивать да мародёрничать - грабители!
- А можно без грубостей? - Дрозд сделал вид, что обиделся. - Когда это и кого мы грабили? Прием...
На самом деле чего было оскорбляться на правду? Да, действительно, порой приходится что-то взять по мелочи из съестного в кишлаках, чтоб разнообразить рацион и с голоду не отощать, но в основном это жалкие трофеи - куры, гуси, тощая овца, фрукты.
- Какие мы обидчивые сегодня... Слушай боевую задачу: топаешь в тот квадрат, который мы вчера не прочесали, пересекаешь правый кишлак, но далее в долину не углубляться - вчера духи немного потрепали разведку десантного полка. Поэтому за этим кишлачком сразу повернешь к горам и далее пойдешь по хребтам. На задаче быть через четыре часа, к полудню. Все ясно? Поторапливайся! Прием...
Что тут не понять: по горкам так по горкам, хотя, конечно, топать по долине быстрее и легче - но зато идти по горам надежнее и безопаснее.
- Понял! Я там буду работать не один?
- Не перебивай! Выдвигаетесь на поддержку полковой разведки - в зеленке у них много работы, но надо сверху подстраховать! Нанеси на карту координаты соседей на высотах... - Майор торопливо продиктовал несколько точек на карте по кодировке. - Соседи - два взвода разведки из местного полка и наша полковая разведка. В кишлаках работают разведбаты дивизий, плюс спецназ... А мы - прикрываем вас сверху, с фланга... Все понял? Прием...
- А хватит ли ваших сил поддержки, если внизу серьезная заваруха начнется? Прием...
Действительно, батальон в этом рейде был кастрированный, в составе лишь двух рот по сорок человек, минометной батареи, плюс разведка и взвод АГС. Всего в горы пошло штыков чуть больше полутора сотен.
- Не дрефь, хватит! Если прижмут, то авиация и артиллерия поддержат...
- Они поддержат, как же... Лишь бы не промахнулись да своих не накрыли, как в прошлый раз... Прием...
- Не каркай! Хватит философствовать. Внимай дальше...
Взводный слушал эфир и невольно кивал головой, а в ответ жестикулировал, словно сидел перед собеседником, но больше активно не возражал - да и какой смысл, тем более, приказ выполнимый, и времени на выдвижение Лещук давал вполне достаточно.
Выслушав бубнёж майора и крякнув с досады, что вновь весь день предстоит много топать по жаре, Николай встал во весь рост, крепко потянулся, потряс руками, растер затёкшую шею, а затем громко рявкнул на бойцов:
- Разведка, кто еще там валяется? А ну живо подъём! На легкий завтрак даю пятнадцать минут - и топаем на задачу. Шевелитесь, имбецилы!
- Опять обзываетесь непонятными словами, - оскорбился Хмыков. - Мы ведь академиев не заканчивали, мы в них не учились...
- Не обзываюсь, констатирую факт. Ишь ты, как заговорил, прямо - Чапай...
Однако, получив повторную команду, сонные бойцы зашевелились активнее, забормотали, заматерились, принялись поспешно укладывать вещмешки.
Вскрыли пачки галет, небольшие баночки из сухпайка, глотнули чай - вот и весь завтрак. Пора в путь...
Через полчаса взвод снялся с "пятачка" и привычно растянулся в короткую цепь. Первым шли сапер и глазастый годок Фикса, следом - пулеметчик и тоже черпак Гостюхин, затем сам Дрозд, а ему в спину дышали связист Макей и переводчик Назипов. В центре колонны Юрка Хмыков, с ним закадычный дружок Молдаван, оба крепкими словечками подгоняли группу молодых бойцов, а в замыкании - Эсанов, дембель-сержант, мордатый Казбек Гаджибеков и глазастый снайпер с лицом, густо посеченным осколками, - Дровчук по кличке Дерево или Деревянный - кому как нравится. Снайпер время от времени прикладывался к прицелу и хищно вглядывался в долину, выискивая жертву.
Саня Дровчук злым был почти с самого рождения. Постоянно прищуренные колючие глаза-щелочки, хмурый взгляд исподлобья, стиснутые челюсти, всегда сжатые кулаки. Почему у него был такой неуживчивый угрюмый характер и откуда в нем эти регулярные и необъяснимые вспышки злобы, он и сам не знал. В детстве Сашка любил мучить собак и кошек, стрелять из рогатки по птицам, бить малышей, драться со сверстниками, и даже задирался со старшими. Учился плохенько, педагоги не могли дождаться того дня, когда же он уйдет из школы. После восьмого поступил в ПТУ, но вскоре бросил посещать занятия - работал грузчиком, разнорабочим, кочегаром, однако не столько трудился, сколько числился, а по месту трудоустройства лишь появлялся, когда уставал пить портвешок и водку с дружками во дворе. Семья с нетерпением ждала осеннего призыва - может армия образумит.
Наконец мечта родителей сбылась - призвали. В учебном карантине попал в роту по обучению на снайперов - получалось неплохо. За меткость "за речкой" определили в батальон спецназа. На боевых стрелял много и с удовольствием, получал наслаждение от того, что можно безнаказанно убить кого хочешь. Однажды по его вине разведгруппу накрыли эрэсами - выстрелил без команды и демаскировал местоположение. В тяжелом бою досталось крепко многим, в том числе и ему - крупным осколком перебило руку, три маленьких осколочка и кусочки камней побили лицо. Повезло, что, пока лежал в госпитале, командир группы погиб - ведь старлей обещал отдать под трибунал за самодеятельность. Дровчук и прежде был недобрым, а после ранений совсем сбрендил. В спецназ обратно после госпиталя не забрали - злопамятный ротный списал и отправил в пехоту.
В первом же рейде завалил ханумку, шедшую по ущелью - выстрелил без команды, за что получил по физиономии от ротного Арбузова. Капитан пригрозил трибуналом, и Саня поспешил переметнуться в разведку от греха подальше. Во взводе как раз погиб снайпер, и Дрозд с радостью забрал опытного боевика к себе. Среди разведчиков к Дровчуку из-за созвучия фамилии приклеилась кличка Дерево или Деревянный. Да и ладно, Дерево так Дерево. Во взводе Сашка быстро вжился в коллектив, пару раз в мелких драках сумел постоять за себя. Однако и в разведке Дровчук был верен себе - в очередном рейде не удержался и опять шлепнул пастуха. После того меткого выстрела его отмутузил уже батяня-комбат - оттащил за шиворот чуть в сторону и бил долго, сильно, но аккуратно, без следов на лице. Дерево оказался единственным солдатом, к которому комбат до и после приложил руку; всем была известна принципиальная позиция Письменника: "Не сметь и пальцем трогать солдата, потому что он за десять рублей воюет и постоянно рискует жизнью, да еще переносит неимоверные тяготы и лишения..."
Действительно, в этом был прав комбат: любой боец тащит в горы груз под сорок килограмм, воюет и в жару и в холод!
Сгоряча Письменник пригрозил Дровчуку дисциплинарным батальоном, но, спустившись на броню и приняв "фронтовые" сто грамм, подполковник слегка отошел сердцем и смилостивился к земляку, хотя и не сразу - Сане пришлось почти полчаса, размазывая сопли, слюни и слезы по впалым щекам, вымаливать себе прощение. После этого инцидента Дерево дал себе зарок: развлекаться лишь тогда, когда взвод действует отдельно от основных сил батальона.
Нынешняя ночь была бессонной - вдруг заныли старые раны: рваная ноздря, щека и рука, крошечный осколок под локтем словно зашевелился. И почему хирург его тогда не удалил? Обычно реагировали на влагу, на сырость, а нынче тепло и сухо.
Саня проснулся после трех ночи и глаз уже почти не сомкнул, таращился на звезды - размышлял о жизни после войны. Только под утро вновь сморило, а взводный уже орет - подъем. Вот же гад!..
...Дрозд шёл не особо бодро, потому что с раннего утра почувствовал себя нехорошо - живот закрутило. Вроде ничего лишнего накануне не съел, только паек. То ли от воды, то ли от еды, а может, опять заболел? И откуда в этом Афгане берётся вся зараза? Желтухой переболел в первый месяц пребывания, затем прицепилась малярия, но та зараза вроде бы уже давно отпустила. Не хватало еще перед отпуском тиф или паратиф какой-нибудь зацепить. Или не дай Бог чуму или холеру! И до замены осталось меньше года. Может, обойдется...
Цепь спустилась вниз в ущелье, затем вновь вскарабкалась на следующую вершину. Огляделись - всё спокойно, чуть передохнули и потопали дальше. В воздухе марево, солнце пекло, ни дуновения ветерка. Всех уже мучила жажда, а на зубах скрипел песок.
Николай был вполне доволен темпом движением взвода: даже молодые не сильно отстают и не помирают, разве что хрипят да громко пердят от натуги. Напрягаются! А как иначе, ведь каждому приходится на себе тащить тяжелый груз, и даже самый сачкующий дембель тянет не меньше пятнадцати килограммов. Хотя по сравнению с пехотой разведке гораздо легче - не надо носить бронежилет, волочить тяжёлое вооружение: АГС, "Утёс", миномет и боеприпасы к ним...
Горбоносый Гаджибеков на коротком привале подошел к взводному и, кося глаз чуть в сторону, пробурчал:
- Командыр! Пачиму топаем по горам? Жрать охота! Давай сразу зайдём в кишлак? Там спакойна, мы ведь вчера проходыли через него... А?!
Дрозд нахмурился, промолчал и отвернулся. Живот крутило, по горам топать не хотелось.
- Казбек, не зуди, я размышляю...
- Командыр, чего размышлять, а?
- Сержант, уйди с глаз моих! Не мешай думать.
Сержант Казбек Гаджибеков во взводе был с первого дня его формирования - ветеран. Инициативный, боевой, в меру наглый, в бою не труслив, из рядового солдата, постепенно дорос до старшего сержанта. Типичный кавказец: нагловатый, высокомерный, нахальный, громкоговорливый. Фигуристый: высокого роста, стройный, этот темноглазый жгучий брюнет был почти красавец, если бы не нос. Именно этот крупный горбатый нос был причиной частых шуточек со стороны земляков и сослуживцев. На момент начала рейда на север Афгана Казбек отслужил уже больше двух лет, но как бывший солдат ускоренной трехмесячной подготовки в карантине в Союзе был вынужден ждать июля-августа - виной придуманное и принятое кем-то в Генштабе дурацкое правило: кто не оканчивал сержантскую учебку, тот в Афгане воевал ровно два года - до прибытия замены новых трехмесячников...
В рейдовом батальоне издавна существовало негласное правило: в последний месяц увольняемых в запас на боевые не брать - плохая примета как для бойца-дембеля, так и для заменщика офицера. Эта примета была проверена временем и полита немалой кровью - человек внутренне уже расслаблен, морально к бою не готов - уже почти дома. Самое опасное время на войне - первый и последний месяц и время до и после отпуска - нет необходимой концентрации. Но во взводе нынче был большой некомплект - пришлось Дрозду уговаривать двоих дембелей сходить еще разок. Казбек вошел в положение, нехотя согласился, однако с уговором: сразу по возвращении из рейда - первой отправкой на Родину.
Гаджибеков действительно мысленно находился уже дома, среди семьи и друзей. Стоило закрыть глаза: ты в родной сакле, в приземистом каменном домишке, вросшем в скалу, под сенью ореховых деревьев и карагачей, среди своих младших братьев и сестер, за большим накрытым столом с многочисленными вкусными блюдами: шашлык, овощи, зелень. Эх... А затем Казбек представлял себя идущим после застолья по аулу рядом с отцом, в парадной форме и "грудь в крестах": орден, медаль, два ряда военных значков, с вышитыми погонами и широким белым аксельбантом. Вечер, все люди вернулись с работы, а они плечом к плечу гордо идут по главной улице, красуются перед земляками... А что, никакой лишней похвальбы - заслужил!.. Самые красивые девушки будут мечтать выйти за него замуж. Наверняка должность заведующего продовольственного склада райпо будет его, отец в письме уже не раз об этом намекал. Даже давать бакшиш за эту "хлебную" должность семье не придется...
Своим вопросом Гаджибеков невольно подтолкнул старшего лейтенанта к небольшому нарушению приказа - изменению маршрута. Мучаясь животом, Николай и сам не хотел карабкаться на эту высокую вершину, которая преграждала путь - можно ведь стороной обойти, по склону, потом долиной.
"Какого лешего ноги ломать? Кого бояться? Вокруг целая армейская группировка, мощь! - прикидывал Дрозд шансы. - В операции принимают участие почти тридцать тысяч, и в окрестных горах на задачах сидит больше двух тысяч бойцов. Это совсем не то, что в кишлаке работать одним-двумя взводами на реализации разведданных. Вот тогда, как говорится, полная жопа, и без потерь почти никогда не обходилось. Рискнуть? А почему нет? Тем более, вдруг живот в горах сильно прихватит. В кишлаке облегчиться, если приспичит, сподручнее..."
- Так как, командыр? - продолжил настойчиво намекать сержант. - Кого боимся?
- Казбек, я же сказал, не зуди! Сейчас покурю, чуток подумаю...
Взводный смял пустую пачку, затянулся последней сигареткой, помассировал все более нывший живот, а сержант выжидал в двух шагах, теребя свой кавказский выдающийся шнобель.
Дрозд крепко зажмурился, вздохнул и вновь прислушался к организму.
- Ладно, черт с вами! Срежем чуток маршрут...
Бойцы взбодрились, обрадовались приказу: по кишлаку идти быстрее и легче - не надо ноги сбивать о валуны и срываться на осыпях. Да и в домах всегда есть чем поживиться, добыть еду и поесть...
- Хватит балдеть - подъём! Фикса - живо вперёд! Эй, Гостюхин, вместе с Дровчуком прикрываете спуск с вершины. Сидеть здесь и с места не сходить - внимательно наблюдать, пока цепь до крайнего дома не спустится.
Большой Папа понимающе кивнул, установил ПК между валунов, лениво зевнул и растянулся на камнях во весь почти двухметровый рост. Хмурый Деревянный скинул мешок, прилег рядом, взяв на прицел ближайший дувал.
...Кличка Большой Папа прикрепилась к добродушному весельчаку Косте с первых дней нахождения во взводе. Кто-то из дембелей пошутил: мол, какой большой, прям как мой папа. Так и прижилось - Большой Папа. Да разве ж он большой? Всего-то метр девяносто шесть. Видели бы они Костиного отца, вот кто действительно большой: выше двух метров, крепкий, как кедр, с огромными кулачищами - медведь.
А родом Гостюхин был из небольшого сибирского городка, из семьи потомственных шахтеров. Сколько помнил, все родственники и предки трудились в забое: прадед, дед, отец, дядья, старшие братья. Папаня как-то по-пьяни сказал, что их большую семью архангельских поморов, прадеда и его братьев с женами и детьми раскулачили и сослали в эти глухие таежные места. Вертухаи и чекисты огородили квадрат леса колючей проволокой, затем нагнали народа несколько тысяч, и началось ударное строительство. Шахту построили за два года; за это время народу - не счесть, а те, кто выжил на каторжном труде, стали на этой же шахте расконвоированными работать - уголек добывать. Из многочисленной родни выжили в те трудные годы немногие, а война добила почти всех остальных. Свой большой клан Костя видел только на поблекших фотокарточках и в живых застал только родного деда-инвалида.
В армию Костя попал сразу после школы, так как был разгильдяем и второгодником. Учиться было лень, да и зачем особо стараться - чтобы уголь добывать, большого ума не надо: проходчик, забойщик, такелажник. Батя, правда, мечтал, чтоб Костя выучился на машиниста подземного комбайна или электровоза - все лучше, чем просто работягой с отбойным молотком и лопатой, но, видно, не судьба. Свою воспитательную роль, прежде всего, сыграл двор: портвейн, водка, папиросы, мелкое хулиганство и драки. Хорошо, вовремя призвали, а то намечалась крупная драка поселок на поселок - многих в той драке слегка покалечили, а кое-кто по итогам побоища даже сел. Гостюхина за приметный рост парни постарше частенько выбирали в противники, и потому порой крепко доставалось в драках.
Призвали в армию, увезли далеко на юг страны. Дома его обещала ждать девушка по имени Валя, симпатичная тихая соседка. А как не ждать такого красавца: высокий, голубоглазый, русоволосый, правильные черты лица - прямо писаный герой. Жаль, в ночь проводин крепко напился и целку ей так и не сломал...
С Валей они задружили последний месяц до призыва: девушка на Костины недостатки не обращала внимания - у кого их не бывает. Посмеивалась над наивными глазами, которые порой выдавали глуповатость - ничего, что парень слегка губошлепил. Зато веселый и добрый.
Гостюхина через неделю привезли в Туркестан - попал на трехмесячные ускоренные курсы. В карантине определили в пулеметчики - а кем же еще ему служить, кому другому таскать тяжелый ПК? С этим неразлучным пулеметом он уже больше года прошагал по горам и "зеленке". Однако пулемет был не самым большим грузом, по молодости Косте приходилось в мешке таскать, помимо пяти сотен патронов в лентах, дополнительно еще и полный цинк, плюс "Муху" да десяток гранат. А вдобавок несешь сухпай на себя и дембеля, плюс вода, спальник, бушлат. Как-то перед рейдом снаряжение да амуницию взвесил - набралось почти сорок килограммов! Теперь, после года службы стало полегче, полный цинк носит другой, молодой солдат...
Дрозд еще раз внимательно осмотрел через бинокль крутые склоны и ближайшую "зеленку" и на мгновение подумал: а не оставить ли на горке еще одного снайпера? Надежное прикрытие сверху - это закон успешного боя в горах: кто выше, тот и хозяин положения! Даже если вокруг на высотках сидит целый батальон - подстраховаться никогда не помешает. В батальоне из уст в уста передавалась история - и все офицеры ее хорошо помнили - как два года назад перебили и изуродовали в кишлаке почти весь взвод лейтенанта Сметанина - десять бойцов вместе с командиром, хотя вокруг на вершинах сидели три роты батальона. Вовремя бой в низине не услышали, банду духов не заметили - прозевали. Лишь один сержант тогда сумел уползти, отбиться, израсходовав четыре магазина патронов и использовав все гранаты.
...Разведвзвод, ступая за сапером след в след, медленно и осторожно спустился в ущелье. Кишлак был небольшой, примерно десять убогих домов, окруженных высокими глиняными стенами. Все в этой стране убого и типично средневеково - одно селение от другого мало чем отличается.
Заняли оборону возле крайнего дувала, ощетинившись во все стороны стволами. Огляделись, прислушались. Гаджибеков по привычке хищно втянул воздух своим мощным носом - принюхался: вроде тихо и спокойно, лишь кое-где лают собаки, кричат сороки да каркают вороны.
Народ на узких улочках отсутствовал - явно заранее заметили передвижение разведчиков и укрылись. Даже бачата, обычно крутящиеся везде и всюду и постоянно пытающиеся обменять чарз на армейские бакшиши, нынче нигде не бегали, не галдели.
Странно и подозрительно.
Пора закрепиться, занять оборону и передохнуть. Николай выбрал для КП крайний дом, возле которого залегли - с гор не подойти, там наши сидят - тыл прикрыт.
Зашли в незапертую дверь этого крайнего дувала - точнее сказать, ворота были прикрыты, но Гаджибеков по привычке крепким ударом ноги широко распахнул створку и сразу вжался по привычке в стену - вдруг с той стороны граната-ловушка привязана.
Взрыва не последовало - чуть подождали, вошли, настороженно пригибаясь, рассредоточились по периметру. Деловито осмотрели дом - пусто. Лишь под навесом сидел и курил в полудреме длинную трубку тощий седой старикашка с темно-коричневым сморщенным лицом и на первый взгляд еле живой.
Дрозд велел бойцам аксакала не трогать.
- Салам! - поздоровался и приветливо кивнул взводный старику.
Аксакал взбодрился от громкого приветствия, как смог быстро и суетливо вскочил - поклонился в ответ, протянул руки для приветствия и что-то ответил. Николай приложил правую руку к сердцу, тоже слегка поклонился, пожал протянутые руки аксакала, присел рядом и велел бойцу-таджику переводить.
Назипов, насколько понимал местное наречие, сбивчиво заговорил:
- Его зовут Муатобар.
- Понятно. Спроси его, как дела? Здоров? Все хорошо? Где весь народ?
Старик торопливо говорил, Назипов переводил:
- Слава Аллаху, еще жив. А народ где? Многие жители ушли подальше от войны, а мне, старому, куда идти от дома... Помирать?
- Духи давно ушли? Душманы в кишлаке есть?
- Нет у нас душманов, мы мирный кишлак. Сеем и убираем зерно, выращиваем скот, какие тут бандиты...
Дрозд внимательно вслушивался в чужую речь деда, в перевод, и всматривался в хитрое узкоглазое лицо - что скажут глаза.
- Врет,собака! Духовский кишлак! - уверенно заявил Гаджибеков. - Не верю я ему. Обшарим?
- Конечно, посмотрим. Однако у нас нет задачи здесь плотно работать. Позавтракаем, обыщем ближайшие хибары и пойдем дальше.
Дрозд забрался по шаткой, грубо сколоченной лестнице на плоскую крышу дома, помахал Большому Папе и Деревянному, веля спускаться с горки, а на эту довольно удобную высокую позицию посадил снайпера Коретникова.
Хмуров напутствовал снайпера:
- Слышишь, обморок! Не дремать! Внимательно веди наблюдение за окрестностями - а ну как прав Гаджибеков и не все духи ушли из кишлака. У Казбека на них чутье...
Фикса и Круглый быстро настреляли полдюжины кур. Сидевший в тени старик явно расстроился, тяжело вздохнул, без сил привалился к стене и закрыл глаза.
Молодые бойцы умело ощипали "дичь". Ляпин развел огонь, а Джумаев и Назипов занялись приготовлением плова в большом казане. Хозяйственные работы по приготовлению пищи шли как обычно, без понуканий, без суеты, деловито и обстоятельно.
Николай ухмыльнулся, глядя, как бойцы дружно взялись кашеварить:
- Басмачи, вы только не поссорьтесь, чей плов лучше: узбекский или таджикский. Ещё не ровен час передеретесь...
- И спорить нечего, сами знаете - узбекский вкуснее! - ухмыльнулся Джумаев.
- Вах! Пачиму узбекский? - затараторил заводной Назипов. - Таджикский лючше! Вы, узбеки, жадные, мяса мало кладете, много лука и морковки...
Дрозд примирительно, с усмешкой прервал давний спор:
- Эй, вы, дикие дети гор и пустынь, не подеритесь! Какое благо, что во взводе нет казаха и туркмена - тогда вообще б только спорили, а мы бы остались без еды...
Хитрец Фикса после стрельбы по курицам тихо слинял с глаз взводного и успел незаметно обшарить в доме сундуки в поисках пайсы, однако кроме старых монет, давно пущенных на украшения (женские монисты), ничего не нашел.
Фикса, а точнее Вася, был жуликоватым и хитрым солдатом. А какая у Фиксы была фамилия, не помнил почти никто, порой забывал даже взводный: Фикса и Фикса. Свое прозвище рядовой Василий Зорянов получил за две железные коронки на верхних резцах. Фикса их постоянно тщательно натирал, чтобы блестели. Эти коронки придавали ему приблатненный вид, и он старался поддерживать имидж бывалого жулика.
Родом Зорянов был, как и Большой Папа, из Сибири, а точнее из Алтайского края, из удаленного от дорог небольшого села, окруженного сопками, поросшими густой тайгой. Фикса рос у матери один - вскоре после рождения сына отец пропал в тайге: пошел бить кедровую шишку, делать запасы на зиму, и не вернулся домой. Народ поговаривал - медведь задрал, хотя, кто знает, может, то были какие лихие люди - на добытые орехи позарились. Долгие поиски ничего не дали: ни тела, ни мешков с шишками. Молодая семья, потеряв хозяина и добытчика, лишилась достатка - хоть и жили в старом добротном деревянном доме, срубленном еще прадедом, но кормились лишь с большого огорода - что вырастишь, тем и живешь зиму: квашеная капуста, соленые помидоры и огурцы, полный погреб картошки, да еще что лес даст - грибы и ягоды. И, несмотря на то, что мать с утра до вечера на молочной ферме пропадала и трудилась без продыху, деньгами платили за трудодни мало. Зато были и плюсы - на столе постоянно были молоко, творог и сметана. Безденежье угнетало: например, телевизор купили только перед призывом в армию. Или мать мечтала о хорошей стиральной и швейной машинках - но на какие шиши их купить? В детстве и юности Фикса был предоставлен сам себе, учился, не напрягаясь, но и не находился в числе самых худших в классе.
Закосить от службы в армии даже и мысли не было, наоборот, мечтал отслужить и податься в город, работать в милиции. А что? Достойная и очень хорошая работа, а главное - денежная по сравнению с сельским трудом! Комнату от государства дают, а потом и квартиру, плюс обмундирование, паёк, опять же, казенная машина или мотоцикл и табельное оружие на законном основании! И горбатиться не надо от зари до зари на полях или на ферме. И самое главное - получаешь власть над людьми!
Попав в Афган, воевал хорошо, с толком: попусту под пули голову не подставлял, но и не трусил, не увиливал от выполнения боевых задач. В отличие от многих сослуживцев, повезло: за двадцать боевых операций Васька не получил ни царапины. Однако же здоровье себе за этот год все же основательно подпортил малярией, подцепленной в Панджшере, да еще и гепатитом.
В полку сибиряков было немного, все держались друг друга - вот и покойный земляк, взводный разведроты, обещал их с Большим Папой забрать к себе - да видно не судьба. Когда старший лейтенант Сибиряков погиб в предыдущем рейде при прочесывании Баграмской зеленки, Фикса аж взвыл от досады, узнав о гибели земляка. Так и не сбылась мечта перейти в разведроту. Досадно, ведь там живется и служится вольготнее, хотя и воюют чаще, и потерь у них побольше. Жаль старлея, хороший был мужик, героический!
Каждый вечер, делая отметку в календаре - еще девять-десять месяцев и домой - хитрюга Фикса размышлял: "Надо только чтобы Дрозд хорошую характеристику дал да комбат ее подписал. И желательно в партию вступить - вон, замполит батальона постоянно агитирует солдат и сержантов в коммунисты. Дураки отказываются, а я обязательно перед дембелем запишусь! Для устройства на службу в милицию партийность будет не лишней..."
...Дрозд оторвался от изучения карты и подозвал сержантов:
- А ну не расслабляться, чего расселись у костра! Хватит дурака валять! Джумаев плов и без вас приготовит. Приказываю: осмотреть ближайшие дома, но далеко не отходить - максимум соседние дувалы! На базе оставляю повара, связиста и снайпера-наблюдателя. Остальные за дело: Гаджибеков, ты со своей группой вправо, Хмыков и Молдаван - влево...
Группа Хмыкова, взломав гранатой Ф-1 старые резные деревянные ворота соседнего дома, осторожно вошла внутрь. Сапер Алистаханов щупом потыкал солому в сарае, кизяки, Молдаван ударом ноги завалил штабель наколотых дров - ничего интересного. Унылый Круглый, установив на большой камень РПК , швырнул дымовуху в кяриз - вскоре столб дыма поднялся высоко над дувалом.
Бойцы осторожно вошли в дом - никого, затем обыскали подвал - тоже никого.
- Эй, Ляпин! Поди-ка сюда! - подозвал молодого солдата Хмыков. - Поищи чай в кладовках - да смотри, аккуратнее, вдруг где поставлена на нас духовская растяжка.
- Пойдем дальше шарить или тут отдохнем? - подмигнул приятелю Молдаван. - Жарища жуть какая стоит, а нам сегодня еще предстоит по горам топать и топать...
- И верно. Да ну его к лешему, не ровен час на мину или пулю где нарвемся, - согласился с приятелем старшина. - Мне тоже в те дальние хибары лезть не хочется...
Тщательно обшарив дом и сараи и хорошенько задымив найденные кяризы, группа завалилась отдыхать в тенечке, выставив на крыше часового - молодого Ляпина.
А группа сержанта Гаджибекова занялась досмотром кишлака более увлеченно. Казбек подошел к высокой стене ближайшего просторного дома и кивнул Большому Папе, указав на высокие ворота. Тот привычно заложил гранату сверху в щель в воротах - отскочил в сторону. Взрывом сорвало массивную деревянную створку с петли, и группа по очереди протиснулась внутрь дворика. Дровчук замер снаружи у входа, осматривая и контролируя дальний конец улочки. Во дворе разделились: Папа и Фикса деловито принялись обшаривать хозяйственные постройки и сараи, а Эсанов, Гаджибеков и Назипов осмотрели комнаты двухэтажного просторного дома.
Типовое афганское жилище: трехметровой высоты потолки, глиняные голые полы, толстые полуметровые саманные стены, большие проемы окон без стекол, практически полное отсутствие мебели, за исключением грубо сделанных двух кроватей из плохо обработанных стволов деревьев и виноградной лозы, какие-то сундуки с коваными крышками, массивные лари. Всюду груды тряпья и все вокруг покрыто пылью.
Дом казался пустым: однако на женской половине разведчики нашли старика и старуху, толстую тетку помоложе, двух маленьких девочек и мальчишку, почти младенца. Бабы дружно завизжали, когда Гаджибеков велел приоткрыть лица - убедиться, что под паранджой не душманы.
- Где хозяин дома? Где сыновья? - строго спросил Азиз женщину с некрасивым лицом, переводя слова сержанта Гаджибекова. - Почему их нет дома? В банду ушли?
- Нет! Муж и сыновья уехали в Кундуз, на рынок...
- Ага, кого не спроси, все мужики либо на рынке, либо уехали в гости, либо лежат в кабульской больничке! - пробурчал сержант. - Ханум, где оружие? Где пайса ?
Женщины еще громче дружно завыли.
- Хватит орать! - прикрикнул сержант и начал рыться в вещах, сваленных в углу. - А ну заткнулись!
Бойцы перетряхнули ветхое барахло в комнатах, приподняли ковры и циновки на полу - ничего ценного. Выгнали всех воющих обитателей во двор.
В это же время вторая группа бойцов ни в сараях, ни в куче соломы тоже ничего ценного не нашла: лишь в загоне блеяло несколько овец и коз, в пыльном тёмном сараюшке кудахтали куры.
Разведчики заглянули в кяриз - пусто, в глубине колодца чернела вода. Назипов зажег дымовую гранату и швырнул вниз на всякий случай - вдруг в разветвленных тоннелях кто-то из бандитов прячется. Таджик был парень обстоятельный: нашел плотную мешковину и хорошенько прикрыл отверстие кяриза, чтобы дым дольше задержался внутри. Вскоре сквозь дырки материи густая струя едкого дыма все-таки просочилась и заструилась по двору.
"А каково там, внизу, если кто засел? Не выжить!" - ухмыльнулся Азиз.
- Кирдык тому, кто внутри укрылся - обязательно подохнет! - подытожил сержант Гаджибеков, зажег спичку и бросил в большую кучу соломы.
Копна вспыхнула, и огонь охватил сарай.
- Быстро уходим! Вдруг что-то спрятано в земле и от сильного огня рванет! - скомандовал сержант.
Проделав стандартную процедуру по прочесыванию, довольные собой разведчики пошли дальше по улочке.
Солнце поднялось высоко в зенит и нещадно палило.
Взводный сидел возле очага, сложенного из облупившихся, потрескавшихся кирпичей, глядя на огонь и большой казан, густо почерневший от каждодневной и многолетней готовки. Опершись на туго набитый рюкзак, Дрозд с наслаждением вдыхал аромат начинающего доходить до готовности плова, рассеянно смотрел на угли и размышлял о жизни. Нагрудник с магазинами, набитыми патронами, гранатами мешал, особенное неудобство создавала рукоятка финки, торчащая из кармашка - что поделать, привычка почти никогда не снимать снаряжение. Вроде бы отдыхаешь, но в то же время постоянно настороже - целее будешь. Минутное расслабление - и погиб - вокруг война! Неразлучный автомат лежал стволом на бедре, напоминая о близкой опасности.
Ах, как хотелось Дрозду сейчас улететь отсюда далеко-далеко - домой!
Коля Дрозд с детства мечтал стать офицером, насмотревшись добротно сделанных патриотических фильмов о войне. А любимый фильм "Офицеры" он пересмотрел раз двадцать, не меньше и помнил почти наизусть. В роду профессиональных военных не было: отец - агроном в совхозе и мать педагог, они мечтали о более мирной профессии для единственного позднего сына. Мать пыталась внушить мысли, что врачом, инженером или строителем быть солиднее, но Николай уперся - хочу поступать в военное училище, и точка! Поступил со второго раза, уже из войск, окончил разведывательный факультет и вскоре попал на войну - в Афганистан. Перед самым выпуском женился на киевлянке-красавице, вскоре родилась дочка. Старики-родители тоже во внучке души не чаяли. Отец переживал за сына и в каждом письме спрашивал, когда отпуск, не слышно ли чего от начальства об окончании этой войны в далекой дикой стране...
Николай тряхнул головой - хватит грустить и расслабляться. Перед едой проглотил горсть таблеток - авось, благодаря лекарствам и плову организм вновь хорошо заработает. Главное, чтоб пища прижилась - негоже блевать на глазах подчиненных.
Полчаса задумчивости возле костра пролетели незаметно - во двор вернулась группа Хмыкова.
- Что скажете, орлы? Есть какие-то результаты?
- Пусто. Ничего не нашли...
- Может, плохо шарили? В тенечке прохлаждались, поди?
- Ей-ей не сачковали, честное молдавское!
- Сапер даже навоз в кошаре щупом перетыкал, - поддержал приятеля улыбчивый Юрка. - Было б что - нашли бы...
- Ну, если честное молдавское... Ладно, садитесь плов есть. Джумаев угрожал через минуту подавать. Верно я говорю, брат-мусульманин?
- Точно так! Плов сапсэм готов, - живо откликнулся солдат. - Сейчас-сейчас...
"Узбек в своем репертуаре... - мелькнула в голове ехидная мысль, и Николай усмехнулся. - Плов, шурпа, чай. Лишь бы не рисковать - подальше от опасности".
Хитрый Саид Джумаев улыбался в ответ на любой вопрос, похвалу или даже ругань командира, потому что службу в армии он воспринимал как неизбежное зло, к которому надо приспособиться. Он вырос в многодетной небогатой узбекской семье, а раз лишних денег нет, то и откупиться не вышло от службы, и в институт дорога была закрыта. Пришлось пойти учиться туда, куда хватило средств у отца - в кулинарное училище на повара. И то - даже для устройства на учебу в этой "бурсе" пришлось отсчитать родственнику в Бухаре триста рублей, собранных семьей на последней уборке урожая хлопка - за помощь. Учился Саид прилежно, попробуй плохо - отец камчой кожу со спины снимет - запорет. Ведь на него была вся надежда - повар в ресторане большого города - это путь наверх, возможность выбиться в люди и семье помочь!
Отучился, и сразу призвали. В карантине не повезло, на кухню пристроиться не удалось, там другая "мафия" захватила все места - наманганцы. А он бухарский парень - другой клан и в Афганистане в полку тоже весь тыл под азербайджанцами и наманганцами. Однако папа и мама хорошо постарались над продолжением рода - Саид уродился крепким и мордатым, поэтому попал не в пехоту, а в разведвзвод. И вот уже год как старался выжить в этом аду. С теплым местом не повезло - служба разведчика рискованная, зато среди земляков появились почет и уважение. На боевых старался особо никуда не соваться, как некоторые, ведь в разведке тоже хитрость нужна: вовремя залечь, отползти, никуда не высовываться. И главное дело - ублажать вкусными обедами взводного и дедов. Что-что, а шурпа и плов у Джумаева получались шикарными. И если все пойдет, как обещал Дрозд, и в конце службы он даст хорошую характеристику, то должность повара в большом ресторане наверняка будет его. А если медаль заслужит да в партию примут, то через несколько лет после возвращения домой обязательно директором станет...
Джумаев раскладывал по найденным в доме мискам плов и посмеивался, глядя на Молдавана и Хмыкова: те были по характеру другими - отчаянными боевиками. Им бы все геройствовать: оружие да боеприпасы найти, душмана в бою завалить. А Гаджибеков и Эсанов наоборот - тех хлебом не корми, дай кого-то из местных помучить - обожали проводить допросы пленных с пристрастием. И Дерево любитель кого-нибудь застрелить и не важно, мирный житель или мятежник. Ну да, каждому свое...
Дрозд неторопливо черпал ложкой плов из котелка и тщательно пережевывал кушанье, приготовленное узбеком: плов получился больше вареным куриным мясом с добавкой риса, чем наоборот. Справившись с сытным и вкуснейшим блюдом, Николай принялся за чай, то и дело поглядывая на часы - время начинать движение, хватит расслабляться...
В стороне энергично стучал ложкой о котелок связист, жадно поглощая мясо с рисом под насмешливые восклицания кашевара.
- Эй, Макей - не в ресторане! Жуй быстрее да смени наблюдателя! - поторопил бойца взводный. - Ты ведь не один есть хочешь...
"Пора перемещаться на дальнюю окраину кишлака, а затем уходить на задачу, - подумал Дрозд, развернув карту и прикидывая маршрут. - Но что-то вторая группа разведчиков задерживается - не случилось ли чего? И по связи не запросишь - сам сказал о радиомолчании..."
В этот момент во дворе тихо, словно приведение, нарисовался Фикса - умел он незаметно появляться и исчезать. Как всегда с жуликовато-хитрым выражением лица боец бочком-бочком подобрался к сержантам и что-то зашептал, те отмахнулись. Тогда Зорянов переместился к Джумаеву.
- Фикса, ты чего там со всеми шепчешься? Пайсу нашли? Дукан грабанули? - насторожился командир взвода. - Признавайся, ограбили кого-то? Иди сюда! А ну колись, негодяй...
И без того жуликоватые глаза Фиксы забегали еще быстрее, боец пробормотал что-то невнятное, состроил глупую улыбку на лице и попытался по-тихому слинять.
- Я кому сказал, стоять! Фикса, а ну живо ко мне!
Солдат приблизился и пробурчал:
- Товарищ старший лейтенант, почему сразу жулик, разгильдяй, негодяй... Постоянно меня в чем-то подозреваете и еще оскорбляете.
- А ты жулик и есть! Сомневаешься - в зеркало лишний раз посмотрись.
- Никого я не ограбил. Я сухофрукты нашел и какие-то специи. Может, Джума компот сварит...
- Хорош свистеть, сухофрукты и специи он нашел. Выворачивай карманы - живо! Ограбили дукан?
Взводный нехотя поднялся с земли и приступил к обыску.
Бурча о несправедливом и предвзятом отношении к себе, солдат показал пустые карманы, затем предъявил к осмотру разгрузку - действительно, ничего подозрительного, ни афганских денег, ни наркотиков.
- Ну, а раз так, присаживайся и жуй плов, хватит шарахаться - первая группа уже вернулась, а вы застряли где-то.
- Товарищ старший лейтенант, мы сейчас уже четвертый дом осматриваем - самый большой. Меня ведь Гаджибеков ждет - потеряет. Так что скажете насчет сухофруктов - берем?
Обычно постоянно сонный, слегка ленивый Джумаев безо всякой команды тоже схватил автомат и готов был последовать за Фиксой.
"Довольно странная инициатива"... - подумал Дрозд, но голова гудела, а живот по-прежнему крутило, и боль мешала сосредоточиться, поэтому командир просто решил всех тщательно обыскать, когда группа вернется.
- Ладно. Но много не хапать - потом будете бурчать, что мешки тяжелые и быстро идти не можете.
Узбек закинул автомат за спину и уже было бросился бежать, но взводный остановил строгим окриком:
- Куда! Ох, папуас! А боеприпасы! Расслабились совсем, бабуины! Хочешь, чтоб твои кишки духи на кусты намотали?
Кашевар всплеснул руками:
- Вах! Виноват, командыр...
Поспешно натянул на себя разгрузку и поспешил за Фиксой.
Молдаван и Хмыков, тем временем о чем-то тихо переговариваясь, придвинулись ближе к импровизированному столу, организованному поверх выломанной в кошаре двери - вид у обоих был недовольный. Оба сержанта жевали плов без аппетита, как-то лениво, а молодые бойцы, наоборот, активно набрали в котелки еду, и, сгруппировавшись чуть в сторонке, возле сарая о чем-то перешептывались.
Наблюдатель, сменившийся с поста на крыше, торопливо зачерпнул еды в котелок.
- Эй, Карета! Ты особо не усердствуй! - остановил голодного снайпера Молдаван. - Целая группа еще не поела! Смотри, Казбек тебе нюх начистит...
Дрозд вновь взглянул на часы: группа Гаджибекова все не возвращалась.
"Чем они так увлеклись? Обязательно по возвращении на броню надо всех тщательно обыскать - наверняка спрячут что-то противозаконное". По связи запрашивать не хотелось, зачем эфир засорять - Лещук услышит об отклонении от маршрута и взгреет.
- Молдаван, ты наелся?
- Ну...
- Не запряг, не нукай! Совсем оборзел от спокойной жизни?
- Да я ничо... Слушаю вас.
- Бери одного бойца и бегом за Гаджибековым! Гони их сюда и скажи, что они без обеда остались. Уходим...
Иван недовольно хмыкнул, почесал кулаком свой широкий нос картошкой, поманил за собой Лямина и ушел.
Выйдя со двора, Молдаван со злостью поддал ногой кусок глины: идти за группой Гаджибекова, вызывать на стоянку ему совсем не хотелось, ведь Ваня примерно знал, что именно там происходит...
(Окончание в следующем номере)
|