У Романа Зверева была привычка сбегать  от всех дел и друзей по выходным в библиотеку, где можно было совершенно отключиться от окружающего мира. Но однажды эту святую тишину взорвал мощный выкрик-вопрос: «Зверев здесь?»и он увидел совершенно незнакомого крупного мужчину в пальто и шапке.

Зверев поспешил к выходу в коридор, подтолкнув туда и  незнакомца.

А тот, не сбавляя децибелов, с криком «Здорово, Ромка!» схватил его в крепкие объятия.  - Не помнишь? Вспоминай: Берёзовка, Первая школа, пятый класс!..

Зверев внимательно всмотрелся.

- Виктор?

- Ну! Давай рванём отсюда! Я с вокзала подался к вам домой, ну, а там твоя супруга меня просветила насчёт библиотеки.

И тут же добавил:

- Сразу прошу не спрашивать, почему я не Симонов, почему не рыжий, как со мной можно связаться-встретиться.

...Уже за столом Роман и его супруга услышали удивительный рассказ. И слушая, Роман возвращался к событиям двадцатилетней давности…

Они с матерью в первое послевоенное лето целый месяц провели в Москве, с одной стороны, пытаясь отойти от всего, с чем были связаны мытарства военных лет, с другой - прилагая все мыслимые усилия, чтобы хоть как-то восстановить статус москвичей, которого были лишены эвакуацией и потерей в результате бомбежек своего московского дома. Перебирая все возможные варианты трудоустройства, мать в качестве единственного неоспоримого требования ставила предоставление жилья. Но ни одна вакансия такой гарантии не давала. Кончилось тем, что они в общем вагоне десять суток ехали к новому месту жительства, где им посулили квартиру - на Дальний Восток.

Сырой климат, дефицит элементарных продуктов питания, ухудшающееся здоровье Романа, оторванность от всего привычного  и невозможность контактов с родственниками вынуждали мать прилагать нечеловеческие усилия, чтобы вырваться с Востока.

Наконец, прорыв состоялся: ей предложили перевод в Берёзовку.

Берёзовка - большой рабочий посёлок на Вятке, промышленным ядром которого был судостроительный завод, делавший военные катера.  В середине учебного года Роман оказался в новой - третьей в своей короткой жизни - школе, большой, неплохо оснащенной. Правда, в ней Романа ждал сюрприз: в школе изучали немецкий и вёл его огромного роста немец Виль. А до этого полгода в прежней школе был английский.

Класс принял новичка с любопытством. Выбирать место Роману не пришлось: единственная парта, где сидел только один парень, была на «камчатке» - у дальней стены. И сидел там ну очень не стандартный ученик - с огненно-рыжей шевелюрой, весь в веснушках, в сильно поношенной одежде, к тому же и на одежде, и на руках у него изобиловали цветные пятна. В перемену сосед представился: Витька Симонов. Ему показалось даже удачным, что у Романа до этого был английский.

- Ты мне поможешь с английским - чтением и произношением, а я тебе - с немецким. Он проще. Догоним вместе  - раз плюнуть.

Странно, но Ромка поверил. Витька умел убеждать.

То, что двенадцатилетний парень всерьез увлечен двумя иностранными языками - разве часто такое встретишь? Как-то легко они сошлись в интересах, и со временем Роману пришлось ещё много узнать о Симонове и многому удивляться. Учился тот неровно: по одним предметам блестяще, по другим - едва на «тройки». Всё давалось ему легко, но не всё было интересно. Зато великолепно - и тоже не стандартно - рисовал.

Он был круглым сиротой и жил в семье старшей, уже замужней, сестры и у него никогда не бывало карманных денег. Всегда голодный, он вызывал сочувствие школьной медсестры, которая его подкармливала и снабжала марганцовкой. Эта марганцовка в водном растворе и была единственной краской, которой он рисовал на  листочках бумаги.

Кроме рисования, его страстью были иностранные языки. Он где-то добывал иностранные журналы и газеты и бегло читал интересные материалы. Оказалось, что, если усвоить правила чтения польских или чешских текстов, то они становятся понятными.

Интересы, внешний вид, поведение на уроках и вне школы выделяли его из общей массы, но были по душе Роману. Витька стал его ближайшим приятелем. При этом было очевидно, что для одноклассников Витька не был в полной мере «своим»...

Примерно через три недели с помощью друга Роман получил первую «тройку» по немецкому, что очень высоко оценил Виль.

 ...А мама и здесь прилагала все усилия, чтобы вырваться «в цивилизацию», ближе к Москве и родственникам. Так что не прошло и двух лет, как Зверевы вновь пустились в путь. Расстались они с Виктором, думалось тогда, навсегда…

...Роман внимательно вслушался в рассказ Витьки, но оставалось совершенно неожиданным и непонятным, что у него другие имя и фамилия, другой цвет лица и волос. Только некоторые особенности выговора, воспоминания и подробности давнего школьного прошлого да привычка облизывать верхнюю губу убеждали, что Макс (так он просил называть себя) - это Виктор Симонов из Берёзовки.

- На финише школьной эпопеи  бросил валять дурака, получил золотую медаль. Виль «пробил» для меня рекомендательные письма и ходатайства, - говорил Виктор.  

А потом он добрался до Москвы. Здесь у него не было никаких колебаний - только МГИМО. Члены приёмной комиссии приняли документы, но назначили сначала собеседование, а потом дополнительные контрольные экзамены. Все дни этих испытаний он ночевал на вокзале. Поддержало его то, что там же, на вокзале, он сумел встроиться в бригаду обслуживания и получил кое-какие деньги, что позволило не умереть с голоду и даже слегка приодеться. А когда был подписан приказ о зачислении, его  поселили в общежитие.

- На что же ты жил? - не удержался от вопроса Зверев.

- Сначала на случайные заработки, потом на стипендию. В институтской столовой на столах стояли тарелки с хлебом - ешь, сколько хочешь. Потом  подрабатывал репетиторством. Знаешь, у меня была своя метода: не вбивать в память слова, а давать своеобразный ключ, который открывал и интерес, и поток языка. Студенты-москвичи даже упрашивали позаниматься с их младшими братишками-сестричками. Побывал по этой линии в таких хоромах! А на старших курсах получал повышенную стипендию.

Главной же трудностью в институтские годы для него оказалось держаться на плаву в невероятно пёстрой по происхождению и этническому составу студенческой массе. Этому способствовало, как минимум, два обстоятельства: во-первых, после первого курса его фотография не покидала Доску почёта, а во-вторых, сформировался слух, что он - «палочка-выручалочка» во многих обстоятельствах. К нему шли, если нужно было списать конспект пропущенных лекций, если не могли разобраться в материале или найти информацию для доклада на симпозиуме.

- А в Берёзовке бываешь? - перебил его Зверев.

- После первого курса я скатал туда на неделю. Очень тянуло. Просто думать ни о чём другом не мог. Уехал обратно опустошенный. Сестра вся в заботах о работе, доме, огороде. Школа закрыта на замок. Из одноклассников нашёл двух-трёх. Никакого восторга. Скорее депрессия, тоска, безнадега.

И продолжил свое повестование.

...После института получил назначение в одно из московских подразделений МИДа. Неплохая зарплата и другое, куда более комфортное, общежитие. В этом учреждении, где сведения о родителях и покровителях ценились в первую очередь, он, тем не менее, был на очень хорошем счету. Признаком и следствием этого было получение через полгода отдельного кабинета рядом с кабинетом начальника, а также поручение от начальника вести весьма сложные, иногда срочные, иногда конфликтные дела, о которых было запрещено разговаривать и советоваться с другими сотрудниками.

 Было два направления работы: чисто бумажное - переводы в ту и другую сторону, шлифовка текстов; и другое  - переговоры.

Судя по тому, что тексты к нему не возвращались, «наверху» их принимали.

Что касается переговоров, то он, как правило, участвовал в их начальной стадии: в уточнении деталей с партнерами-оппонентами, в оттачивании формулировок. Потом наступал второй этап переговоров, который вёл его начальник, а Виктор молча сидел рядом и только по едва заметному сигналу деликатно произносил несколько слов или фраз.

В заключительном этапе - подписании - он не участвовал никогда. Это происходило на мало посещаемом третьем этаже, на котором даже не останавливался лифт №2 для рядового персонала.

В этой конторе не ставили оценок в баллах, не было и Доски почёта. Немногословный начальник вообще никогда не выходил за пределы поручения. Но судя по тому, что Виктору за два года работы дважды подняли оклад и повысили в ранге, им были довольны. Он тоже был доволен работой.

…Это был обычный рабочий день. И телефон прозвенел, как обычно. Необычным был только голос - женский, звонкий, мелодичный, речь чёткая, при этом какая-то стальная нота.

- Виктор Владимирович? Вам нужно быть у руководства в четырнадцать пятнадцать. Вы поняли?

- Да, понял.

На самом деле, смятение: в чём дело? Первый вызов туда за время работы.

К назначенному времени спустился в вестибюль, нажал единственную кнопку у лифта №1, вошёл в ярко освещенную кабину, и лифт бесшумно взлетел на третий этаж. Запомнился настороженный взгляд дежурного за столиком, показавшего направление к приёмной, огромная с диванами и цветами в кадках приёмная, высокая стройная женщина-секретарь перед пультом с кнопками. Она скользнула взглядом по нему, перевела взгляд на часы на стене и, не отвечая на приветствие, тем же звонко-стальным голосом без эмоций сказала: «Заходите».

В кабинете он вообще ничего не запомнил. Кажется, поздоровался. В ответ услышал: «Садитесь» и прошёл к Т-образному столу для совещаний. После небольшой паузы хозяин кабинета произнёс:

- Мы предлагаем вам новую работу. В Новой Зеландии освобождается место советника. Начинайте знакомиться с делами по новому месту. На оформление уйдёт месяц-полтора. Все указания уже даны.

И тем же безразличным голосом:

- Вы женаты?

 Дипломат должен быть женат. И будто бы чужой, будто бы со стороны голос произнёс «да».

- Вопросы есть?.. Нет? Сегодня можете уйти домой прямо сейчас. В понедельник сдайте свои и её документы в делопроизводство.

Не чувствуя ног, не видя ничего вокруг, Виктор вышел из кабинета, спустился вниз, поднялся на свой этаж, убрал бумаги в сейф и вышел на улицу. Как лунатик, на автомате дошёл до входа в метро, ступил на эскалатор.  

И вдруг его как будто тряхнуло. Как будто сфокусированный солнечный луч высветил в безликой до того встречной людской колонне одно лицо с чудными сияющими глазами. И не стесняясь никого, он крикнул в сторону этих глаз:

- Девушка, подождите меня наверху!

Ему показалось, что она кивнула, и он помчался вниз, развернулся в конце эскалатора и, прыгая через ступени, понесся вверх. Не верил, что она поняла, что будет ждать. Но она стояла и ждала! Серые, сияющие в пол-лица глаза оказались не единственным её достоинством. Стройная, с копной светлых волос, она излучала нескрываемое любопытство.

- Как вас зовут, девушка?

- Алёна. А что?

- Вы замужем?

- Нет. А что?

- Хотите пожить в Новой Зеландии?

- А это далеко? В каком районе?

- Это не в Подмосковье, а около Австралии.

- А, знаю! Австрия - это заграница.

-Да не Австрия, а Австралия. Это далеко. Надо долго лететь на самолёте.

- Здорово! Я никогда не летала на самолёте! А что я там буду делать?

- Будете мне помогать. Согласны выйти за меня замуж?

Не меняя тона и выражения лица, Алёна кивнула в знак согласия.

- А когда?

- У вас паспорт с собой?

Начались интенсивные раскопки в сумке.

- Вот!

- Тогда идем!

...В ЗАГСе было пусто. Заведующая встретила их с профессиональной приветливой улыбкой. Но когда услышала, что поженить их надо немедленно, улыбка сменилась выражением недоумения.

- Вы понимаете, что вы говорите? По закону срок - три месяца с момента подачи заявления. При чрезвычайных обстоятельствах - месяц. А вы?

...Симонов до сих пор не знал, что переубедило чиновницу: то ли купленные им по дороге цветы, то ли МИДовское удостоверение, то ли какие-то личные воспоминания, но неожиданно  она сказала:

- Пятница вас устроит? Приходите.

...Советская колония в Веллингтоне, небольшая, но сплочённая, встретила их тепло. Светлая, уютная квартира была укомплектована всем нужным: от мебели до столовых приборов. Алёна быстро нашла контакт с соседками, а вскоре устроилась на работу в детский садик колонии.

- Но и это сейчас в прошлом - вышел на финиш своего рассказа Макс. - Завтра начинается новый этап. Мне только на воскресенье разрешили попрощаться с самыми близкими. В Берёзовку скатать - нереально, а поблизости только вы. Не ищите. Вернусь - дам знать. Мне пора на вокзал...

...Прошли годы. Зверев опять сидит в своей любимой библиотеке, вспоминает детство, школу и размышляет о загадках службы старого товарища.

Пока от него никакой весточки не поступало.