Пускаясь в путь, никогда не знаешь, чем он закончится, даже если даны установки наподобие тех, что Илья Муромец обнаружил на алатырь-камне: «в одну дороженьку ехать - убиту быть, в другую ехать - женату быть, а в третью ехать - богату быть». Богатырь поломал установки. Пройдя по трём дорогам, он и жизнь сохранил, и не женился, и богатым не стал. Но доказал, что предначертанность - всего лишь направление, а каким будет итог пути, зависит от самого человека. Мы ли выбираем дороги, как это сделал Илья Муромец, или они выбирают нас, как это произошло с ним же, когда судьба подкинула ему алатырь-камень? Оглядываюсь назад и вижу, что одни дороги я выбирала сама, другие были выбраны за меня, а все вместе они составляют нити, из которых плетётся моя судьба.

Первую свою дорогу я не помню, потому что была слишком мала. Мне исполнилось шесть месяцев, когда мама рассталась с моим отцом и уехала из Комсомольска-на-Амуре в Забайкалье. Наверняка та дорога изменила мою судьбу. Останься мы в Комсомольске, жизнь продолжала бы течь в направлении, о котором мне теперь ничего неизвестно.

Другую дорогу помню отчётливо: автомобильная грунтовка из Клички Первой в Кличку Вторую. Два шахтёрских посёлка, выросших в тридцатые годы прошлого века там, где с начала XVIII века велась добыча полезной руды. Между ними - километра три. Но мне, четырёхлетней девочке, они казались бесконечностью во время наших с мамой поездок в Кличку Вторую. Справа по ходу возвышались угольные горы шахты, где работал мой отчим, ставший мне отцом, а слева - сопка, которую огибала узкоколейка.

С узкоколейкой связано третье путешествие. Мама взяла меня с собой в деревню Павловск к своему отцу. Поезд состоял из паровоза и четырёх вагонов с лакированными деревянными скамейками. В раскрытые окна влетал горячий, пахнущий цветами и навозом воздух. Мелькали фермы, стада овец и коров. Моему удивлению не было границ, в свои шесть лет я впервые видела степные просторы. Поезд двигался медленно. Можно было разглядеть лица молодых пастухов на рыжих лошадях и лица доярок, держащих вёдра в руках. Широкоскулые, загорелые - лица гуранов, коренных жителей Забайкалья.

Четыре часа блуждания между сопками закончились в аэропорту города Приаргунска. Мы пересели на кукурузник и полетели в Газимуровский Завод, районный центр. Через приоткрытую дверь можно было видеть пилота и кабину. Десять человек пассажиров рассматривали землю. Я тоже не отрывалась от иллюминатора, наблюдая за машинами. Самолёт покачивал крыльями, громко жужжал и потряхивался, как будто летел не по воздуху, а мчался по неровной дороге.

От Газзавода до Павловска шли пешком. Пять километров по пыльной просёлочной дороге вдоль опушки леса. Помню, с каким волнением мама рассказывала: - «Здесь я ходила каждый день в школу и обратно.» Она любовно оглядывала пригорки, лужайки и остановилась на берегу речушки. Мои руки обожгло холодом, когда по маминому примеру я опустила их в воду. Мы ополоснули наши лица и двинулись дальше. Дорога, перевалив через холм, привела нас к дедушкиному дому.

О, сколько счастливых незабываемых дней я провела в бревенчатом доме! Сколько слышала песен в мамином исполнении! И наслаждалась игрой дедушки на скрипке, гитаре, мандолине, балалайке. Детство - благословенное время!

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, родители решили перебраться в Забайкальск, городок на юге Читинской области, в двух километрах от Китая. Отец пошёл там работать в геологоразведочную партию взрывником. Помню дорогу из Клички в Забайкальск. Так и вижу: машина с кузовом движется по необъятной степи, усеянной цветами. Лето, солнце во всё небо. Круглые сопки будто шляпки огромных грибов, покатые, желтовато-зелёные. В кузове  - наши вещи. Мама, я и младшая моя сестрёнка - в кабине, рядом с водителем. Отец в кузове, стережёт, чтобы не сдвинулось с места пианино. Расстояние между Кличкой и Забайкальском - около ста пятидесяти километров. Машина шла неторопливо, урча и покачиваясь на ухабах. В дороге видели зайцев и тушканчика, когда остановились, чтобы размять ноги. К вечеру приехали в Забайкальск. Отсюда после окончания школы началась моя тропинка в юность.

Задолго до получения аттестата о среднем образовании я выбрала свою будущую дорогу, надумав поступать в Омский государственный университет на филологический факультет. Через Забайкальск проходил международный поезд «Пекин-Москва», что было удобно: ездить в Омск и обратно без пересадок. По окончании школы я отправилась покорять сибирский город. В университет не поступила, хоть и получила, единственная в потоке абитуриентов, пятёрку за сочинение. Подвёл английский.

Вернулась в Забайкальск, где провела удивительнейший год. Пошла работать корреспондентом в районную газету «Забайкалец». Дороги, по которым пришлось мотаться, выбирала не я, но они совпадали с моими устремлениями, с моим любопытством к жизни. Исколесила весь Забайкальский район! О чём и о ком только я не писала в тот замечательный год! Не раз видела, как проходит окот у овец, как телится корова, как готовят технику к посеву и уборке и - много разного, что было интересно для молодой особы, жаждущей писать обо всём на свете.

Через год поехала по знакомому маршруту - в Омск. Поступила. Училась пять лет, и пять лет ездила на международном поезде туда-обратно - к вящей своей радости, ибо смотреть на леса и реки, на пруды и на озеро Байкал, на перелески, степи, горы, равнины и луга, на города и деревни было в высшей степени интересно. Всё вызывало восторг, будило чувство гордости за страну. В путешествии всегда случалось короткое, ни к чему не обязывающее знакомство, приятное своей кратковременностью и атмосферой дорожной романтики. Не отклоняясь от выбранного маршрута, я ездила в Омск и обратно, домой, наслаждаясь молодостью, видами из окна и обществом иностранных попутчиков.

Но отклонение от маршрута всё же случилось - в мою жизнь ворвалась любовь.

После третьего курса, в августе, перед самым отъездом на учёбу я познакомилась на свадьбе у школьной подруги с молодым офицером. Как выяснилось позже, на свадьбу он не собирался. Однако, сдав дежурство, переодевшись в гражданское, решил забежать. Явился в конце вечера. Высмотрев меня среди гостей, обратился к одному из них: «Кто это?» и кивнул в мою сторону. «Вера, одноклассница, - услышал в ответ. - Познакомить?» «Познакомь», - сказал он и одёрнул свой пиджак.

Остаток вечера мы провели вместе, не замечая никого вокруг. Новый знакомый вызвался проводить меня. Исхоженная дорога к дому превратилась в начало любви. Прямая,она, тем не менее, сделала поворот в моей судьбе. Я написала губной помадой омский адрес на носовом платочке и отдала лейтенанту. Он на следующий день уезжал в отпуск, в Ялту. На этот адрес потом и писал письма - до нашей новой встречи. Зимой, когда я примчалась на каникулы (какой радостью трепетало моё сердце в пути!), мы поженились.

Был февраль. Мороз стоял невероятный. Позёмка сбивала сухой снег в небольшие сугробы, ветер качал провода электропередач. Я, облачённая во всё свадебное, собранное и сшитое за несколько дней, в белых ажурных перчатках по локоть, при пышной короткой фате, стою у печки и греюсь, дрожа то ли от холода, то ли от жуткого волнения. Вижу в окно: к дому подкатывают красные «Жигули» в сопровождении «УАЗика», появляется мой суженый. В пальто нараспашку, без шапки, весь так и светится. Я лечу к нему навстречу. Короткая дорога к ЗАГсу - словно волшебная стрела Амура, несущая меня к счастью. В руках я держала три белоснежные хризантемы. Их привёз из Пекина знакомый проводник моего жениха. С тех пор это мои любимые цветы. Вечером устроили свадьбу. Гулял весь КПП, весь состав офицеров и прапорщиков, кроме тех, кто находился в дежурстве по охране государственной границы. Многие женщины прослезились. Плакали не о моей будущей бабьей доле, а о себе: кто об ушедшей молодости, кто потому, что при виде чужого счастья иногда хочется поплакать о несбывшемся своём. Не попробовав десерта, в полночь мы с мужем покинули столовую...

На следующий день нужно было уезжать. Мне - продолжать четвёртый курс, а мужу следовало прибыть в Читу на сборы. Предполагалось, что я проведу с ним неделю, потом сяду на пекинский поезд и поеду в Омск. В шесть вечера мы стояли на перроне и ждали, когда родители привезут мой чемодан с вещами. Никто не приехал. Я, едва ли не со слезами на глазах, вошла в вагон. Состав тронулся. Так началась наша первая совместная поездка. Поезд «Забайкальск-Чита» телепался, останавливаясь на каждом полустанке. Моя растерянность сменилась весельем: уехать без личных вещей - оригинальное начало семейной жизни! За окном бушевала метель, из окон тянуло холодом, а нашему счастью не было границ.

После недели в Чите мы возвратились в Забайкальск, я забрала чемодан и через несколько дней уехала на учёбу. Четыре месяца спустя снова была в Забайкальске, и в августе мы с мужем отправились в свой первый отпуск. До Читы поездом, из Читы в Москву самолётом, из Москвы в Одессу - тоже самолётом. Так далеко я ещё не забиралась. Приземлились, вышли, получили багаж и на такси - в санаторий. Жара в Одессе стояла ужаснейшая! Настоящее пекло. Разбираем в номере чемодан, а из-под кровати: фр-фр-фр! Вылетают два голубя и - шмыг, через распахнутую балконную дверь на улицу. Мы смеёмся, переодеваемся и бежим к морю. Я впервые вижу его, и оно сражает меня. Берег обрывистый, высокий. Море простирается до бесконечности, блестит и переливается, как стекляшки в калейдоскопе, всеми цветами радуги.

...После трёх недель в Одессе я и муж поездом отправились в Черниговскую область в город Сумы. От Сумов на электричке до Кошар, где у знакомых оставили свой неподъёмный чемодан (за ним потом свекор специально съездит на подводе) и пешком отправились в село Косаривщину, что в семи километрах от Кошар. Там жили родители мужа. Закатали джинсы до колен, надели сделанные из газеты пилотки и двинулись в путь.

Дорога от Кошар до Косаривщины впечатлила меня не меньше, чем Чёрное море, а, может, и больше, потому что море я себе представляла, а вот украинскую дорогу посреди гречишного поля нет. Мне, ни разу не видевшей, как цветёт вишня, вдруг открылась такая красота, от которой язык мой онемел на время. Среди чудно цветущего поля вилась дорога, узкая, ухабистая, накатанная на земле. Пчёлы жужжали так, что порой мы не слышали друг друга. Вековые вязы, упираясь в небо, неохватные, могучие, возвышались по сторонам дороги, словно охраняя её. «Здесь проезжала в каретном поезде Екатерина Вторая, - сказал муж. - Когда инспектировала свои земли. Эти вязы видели её». Я была поражена: события столетней истории показались такими близкими! Не замечая времени, мы брели по дороге. Не спешили. Никто не обогнал нас, не попался навстречу. Пчёлы, гречишное поле, столетние вязы и мы посреди невообразимой благодати.

Мне довелось увидеть эту дорогу и зимой. На пятом курсе университет предоставил выпускникам возможность поехать в другие города, в университеты и в библиотеки, чтобы закончить дипломные работы. Я занималась творчеством И.С. Тургенева, его «Таинственными повестями», мало изученными, поэтому выбрала Москву, Ленинскую библиотеку. Университет снабдил всех проездными билетами и командировочными. Муж взял отпуск, заехал за мной в Омск, и в феврале мы были в Москве. Приехали пораньше, чтобы навестить мужниных родителей. Самолёт на Киев, электричка и вот мы снова в Кошарах, у тех же знакомых, у которых останавливались летом. Сугробы на улице - по колено! Меня усадили на диван, под плед, а муж отправился в родное село за санями. Отсутствовал он долго. Я уже согрелась, пообедала вместе с хозяевами, наигралась с козлёнком, которого держали в загоне у входа. Он едва стоял на длинных ножках, тонко и постоянно блеял, и тыкался мордочкой в мою руку, когда я гладила его.

Стемнело. Я начала волноваться. Но вот распахнулась дверь, впуская клубы холодного воздуха, и появился он, мой любимый. С ног до головы в снегу, с красными щеками, с заиндевевшими усами. И стал торопить меня. Во дворе стояли прекрасные выездные сани на тонких полозьях, с высокими спинками сидений, запряжённые парой бригадирских лошадей. Погрузили чемодан, меня устроили на сиденье, устланном сеном, укрыли огромным тулупом, и мы поехали, махнув на прощанье нашим добрым хозяевам. Сани катились плавно. Правя лошадьми, муж оглядывался, не замёрзла ли я? Не замёрзла! Под овчинным тулупом мне было тепло, а на душе - светло и радостно. Такой красоты я прежде не видела. В Забайкальске, как и в Омске, снег никогда не залёживался, сдуваемый ветрами. Зимы холодные, неуютные, блеклые. А тут! На гречишном поле лежало пушистое белое покрывало, сверкающее в вечернем полумраке мириадами искорок. Невозмутимые вязы в роскошных снежных накидках вереницей двигались нам навстречу. Я обомлела во второй раз. Видя, что я в восторге, муж засмеялся, подбодрил лошадей, побуждая бежать быстрее, везти нас домой, к печке, к украинскому ароматному борщу, к мочёным яблокам, к домашней колбасе, к ржаному круглому хлебу!

...После двух недель отдыха на полатях, где мы читали книги, лузгали тыквенные семечки или спали, после лыжных прогулок по лесу, после долгих вечерних разговоров с родителями мы старой дорогой вернулись в Кошары, затем в Сумы, из Сум - в Киев, из Киева - в Москву, где поселились в Измайловской гостинице. Три недели, отведённые для работы в библиотеке, пролетели, как один день. Москвы я не знала в отличие от мужа, который здесь учился. Он провожал меня по утрам до Ленинки, часа в три забирал, поджидая у входа, и мы ехали куда-нибудь обедать. Вечера проводили в театрах. Эти чудные три недели мне никогда не забыть. Я познакомилась с Москвой, побывала в Большом театре и во всех драматических, увидела игру известных советских актёров, в том числе Г. Тараторкина. Ещё в Кличке я посмотрела фильм «Преступление и наказание». Лицо Раскольникова-Тараторкина врезалось в мою память. И вот, спустя много лет, я побывала на спектакле, где воочию увидела любимого артиста!

Домой возвращались в марте. Захотели проехаться поездом «Москва-Пекин» от начала его маршрута и до нашей станции. Вдвоём! Купили билеты в вагон «СВ», загрузились в двухместное купе и приготовились блаженствовать: впереди семь дней пути. Нижний диван, верхняя спальная полка, пуфик у столика - всё обито мягкой тканью, всё располагало к отдыху. Мы распаковали вещи, открыли шампанское, плитку шоколада и, млея от счастья, несколько минут сидели молча. Из-за позднего часа ресторан был закрыт, поэтому, закусив бутербродами, в прекрасном расположении духа легли спать.

Как только потушили свет, что-то мелкое проползло по моей руке. Я вздрогнула и отряхнулась. С каждой секундой ощущение, что по мне кто-то ползает, увеличивалось. Наверху заворочался муж. Мы одновременно давим на кнопки светильников и с ужасом обнаруживаем, что наши постели полны жирных клопов. Вскакиваем на ноги, включаем верхний свет и понимаем, что они повсюду и в таком количестве, что бороться с ними бесполезно.

Позже, гораздо позже мы часто думали о превратностях судьбы, о том, что мерзкое насекомое способно изменить судьбу человека. Кто бы мог подумать? Клопы вмешались в дорожную схему нашей судьбы, перетряхнули её. Неисповедимы судьбы …

Мы поспешили к начальнику поезда, попросить, чтобы нам подыскали другие места. Начальник, с которым муж постоянно общался в рамках служебных обязанностей, страшно удивился. Сказал, что это для него новость, что, наверное, плохо обработали матрацы... Что он рад встрече, и да, конечно, вариант будет найден.

Новое купе освободилось только под утро, в другом вагоне. Мы переселились, помылись, переоделись и, зашторив окно, упали в постель. Проснулись к обеду повеселевшими. Привели себя в порядок, отодвинули дверь и попросили проходившего мимо проводника принести чаю. Напились и вышли в коридор посмотреть на расписание. Изучив его, вернулись к своему купе, остановились напротив, и стали смотреть в окно, наблюдая, как уплывают назад пригороды Кирова.

      - Hi! - раздалось под ухом.

Мы обернулись. Рядом стоял высокий мужчина, приблизительно одних лет с моим мужем, рыжеватый, лысоватый, с крупными голубыми глазами, улыбчивый, приятный, располагающий к общению. На руках он держал крохотную девочку месяцев пяти. Тоже рыженькую. Её головку обнимал прелестный шёлковый ободок с миниатюрным бантиком.

     - Привет! - на прекрасном русском произнёс мужчина. - Меня зовут Майкл, мы - ваши соседи, а это наша дочь Мари.

Так произошло наше знакомство с Майклом. Он оказался англичанином, атташе по экономике английского посольства в Москве. Ехал в отпуск, в Пекин. С ним была жена, темноволосая, остроносая, сероглазая молодая женщина и малютка-дочь. Они специально выбрали поезд, чтобы посмотреть Россию, и чтобы, побыв немного в Китае, самолётом улететь в Лондон.

В молодости знакомства совершаются быстро, контакты налаживаются легко. Мы все понравились друг другу. Одного возраста (я была младше всех), открытые миру, жаждущие общения, мы образовали замечательную компанию. От знакомства быстро перешли к разговорам, которые прерывались только на ночь.

Встречались то у нас, то у них в купе, за обедом или за ужином в ресторане - интересных тем оказалось много. На мой вопрос, как же они решились ехать в столь далёкую поездку с такой крохой, Майкл и Дженни тепло улыбнулись в ответ. Майкл положил руку на живот жены и сказал: «Там ещё один ребёнок!». «Да, да!» - смеясь, подтвердила его слова Дженни. Мы с восторгом глядели на них, поражаясь их смелости, и тому, как супруги без оглядки на «сглаз» говорят о том, что ждут ещё одного ребёнка. Видя наше искреннее изумление, они продемонстрировали, как это просто - путешествовать с малышкой. Показали, как быстро можно поменять подгузник, покормить девочку и уложить спать в переносную колыбельку.

«Вот это будет суп», - приговаривал Майкл, размешивая зелёный сухой порошок в тарелочке с тёплой водичкой, и принимался кормить этой смесью дочь, ловко орудуя пластмассовой ложечкой. Девочка сосредоточенно ела. Дождавшись, когда первая тарелочка опустеет, Майкл брал у жены вторую с уже приготовленным блюдом. «Это каша, - говорил он, и девочка снова причмокивала, уплетая нечто жёлтое, жидкое. «А теперь десерт», - продолжал Майкл, забирая у жены третью тарелочку с чем-то красным в ней. Девочка съедала всё без остатка. С ней немного играли, показывая мягкого медвежонка, и уносили спать. Выглядела она всегда здоровой, спокойной и никогда не доставляла своим родителям хлопот. Дженни с удовольствием давала мне подержать Мари, которая ничуть не пугалась чужого человека.

Случалось, все засиживались допоздна. Майкл и Дженни с любопытством расспрашивали о городах, которые мы проезжали, поражаясь огромности нашей страны. Но вот, наконец, поезд начал сбавлять ход, приближаясь к Забайкальску. Показались растаявшие огороды, стайки с горами кизяков, кривые сараи, серые домики... В марте окончательно сходит снег и Забайкальск выглядит унылым, затерянным во времени и пространстве. Мы вдруг взглянули на него глазами наших английских друзей и поняли, почему изменились их лица. Ребятам было трудно сопоставить своё восприятие нас и то, что они видели на улице. Попрощались мы сердечно. Наши английские друзья остались в некоторой растерянности, а мы поспешили к выходу, не дожидаясь, когда в вагон войдут пограничники и начнут козырять моему супругу.

     Через две недели после этой истории я снова сидела в поезде «Пекин-Москва», увозящем меня в Омск.

Защитив диплом, в конце июля, вернулась в Забайкальск. На следующий день помчалась в редакцию газеты устраиваться на работу. Но … Дня через два муж объявил: нас переводят в другой отряд, нужно в течение трёх суток уехать. Выглядел он невесело. Я была ошеломлена. Оказывается, мужа перевели к новому месту службы с понижением в должности, на кабинетную работу. Всему виной  - «контакт с иностранным гражданином». С Майклом, то есть. Для меня было потрясением услышать, что шмыгающий по вагонам таможенник написал донос в особый отдел. В одну секунду судьба поставила точку на проверенном маршруте и указала другой, неизвестный нам путь.

Никогда наше путешествие не было столь грустным. Знакомый пейзаж за окном нагонял тоску. Впервые степь показалась мне равнодушной. В Чите мы пересели на другой поезд и через девять часов прибыли в Кокуй, небольшой посёлок, недалеко от Сретенска, затерянный среди лесов, на берегу реки Шилка. Сюда когда-то ссылали декабристов. Мне посёлок запомнился грохочущим весенним ледоходом, когда глыбы льда наползали друг на друга; и тем, что однажды, во время наводнения, муж подплыл к нашему подъезду на моторной лодке.

Через три года - новый перевод. В Бурятию, в Наушки, что на границе с Китаем. Сюда мы приехали уже втроём, с двухлетней дочерью. И здесь родилась вторая наша дочь. Помню, в Наушках у нас не переводились копчёный омуль и кедровые орешки. Близкие Байкал и тайга одаривали нас шикарными презентами.

Прошло ещё три года и - снова перевод. В Алма-Ату.

Был март. В Наушках ещё лежал снег. Ветер обжигал лицо и швырял в глаза сухой снег пополам с песком. Я - в пальто, в меховой шапочке-таблеточке, муж в мышиного цвета шинели, девочки - обе в шубках. Грузовой контейнер с вещами давно отправлен, при нас только два чемодана и сумка. Группа друзей на перроне, обнимания, слёзы прощания. Покидать родное Забайкалье было невыносимо грустно. Но - Родина приказала, выбрав для нас незнакомый маршрут. На перроне кто-то сунул нам пакет в руки, кто-то занёс чемоданы, а мы всё стоим, медлим. Раздался гудок паровоза, мы зашли в вагон. Поезд «Наушки-Улан-Удэ» тронулся, через несколько минут посёлок скрылся из виду. С обеих сторон потянулся лес. Скинув пальто и шинель, мы сняли с девочек верхнюю одежду, усадили их, а сами открыли бутылочку коньяка, оказавшуюся в пакете вместе с тёплыми ещё пирожками. Друзья позаботились о нас. На сердце было тревожно. Пейзаж за окном не интересовал. Всю дорогу мы разговаривали, пытаясь представить свою жизнь в чужом городе. Да что там в городе? В стране! Ибо к тому времени в обществе уже бродило беспокойство, заставлявшее задуматься над тем, что братские республики давно перестали быть таковыми.

В Улан-Удэ мы пересели на другой поезд, на котором доехали до Иркутска, в Иркутске - на самолёт и через несколько часов были в Алма-Ате. Столица Казахстана встретила нас проливным дождём...

Двумя годами позже распался Советский Союз. Вдруг оказалось, что все мы не свободны в выборе маршрутов. Стало ясно, что карьера не задалась, что из интересного дела пограничная служба превратилась в рутину. В 1992 году муж уволился из вооружённых сил. Страны, которой он присягал, больше не существовало. В полюбившейся нам Алма-Ате у нас была прекрасная квартира по дороге на Медео, нам было жаль оставлять её и наших друзей. И мы отказались от мысли перебраться в Россию. Время было сумбурное. В девяностые годы Алма-Ата отменила прямые рейсы на Хабаровск, на Киев. Теперь, чтобы добраться до родных, нужно было сделать три-четыре пересадки, что с маленькими детьми представлялось трудно осуществимым. Было легче и дешевле слетать в Турцию, только что открывшуюся для наших туристов, чем в Хабаровск или на Украину. Мы несколько лет никуда не выезжали, а в 1994 году решили слетать на Средиземное море. У нас, как и у большинства, были советские паспорта, которыми все пользовались, проживая в разных республиках. Выяснилось, что мы не можем купить билеты ни в какую другую страну, если не поменяем их на казахстанские. Так мы стали гражданами Казахстана, после чего отправились в своё первое заграничное путешествие.

В Турции запомнилась одна дорога, предложенная нам случайно. Местный гид, имеющий машину, немного владеющий русским языком, позвал нас в город Демре к памятнику «русского Деда Мороза». К какому «Деду Морозу?», спрашиваем. Не добившись толкового ответа, соглашаемся. Выезжаем из Антальи сразу после завтрака. Утро жаркое, парит. Дорога идёт по обрывистому берегу моря, делает резкие повороты, по которым наша машина несётся, не сбавляя скорости. Вжимаюсь в кресло, закрываю глаза, слышу, что рядом примолкли дети. Я уже не рада, что поехали, но муж уговаривает потерпеть, а гид кричит, наклонившись к рулю: «Дед Мороз! Харашо, харашо!»

Но вот передышка после двухчасового страха - останавливаемся в придорожном кафе, над морем, где нам подали сочную рыбу и ароматный чай. Полежали на веранде, застланной курпешками, полюбовались на море и снова поехали. Ещё два часа пути, и мы у цели. «Вот, русский Дед Мороз!» - победоносно кричит гид, указывая на скульптуру Николая Чудотворца, которая стоит во дворе у входа в церковь, изрядно пострадавшую от времени. Вот как! Мы прибыли в Миры Ликийские, где в IV веке проповедовал Святой Угодник. Долго ходили внутри церкви, разглядывая то, что осталось от древних фресок, и саркофаг, у которого была сдвинута крышка. В полумраке лики святых казались таинственными. От мраморного пола и колонн веяло прохладой, тишина стояла неправдоподобная, кроме нас ещё несколько человек осторожно бродили по залам. Осмотрев церковь, мы тронулись в обратный путь.

    В начале нового тысячелетия в нашей жизни произошли перемены, приведшие нас к, казалось бы, невозможному: мы переехали в Китай. Поселились в стране, границу с которой долгие годы охранял мой муж, в самых диких фантазиях не помышлявший о том, что когда-нибудь сможет пересечь её и остаться на «сопредельной территории» даже не в качестве туриста, а для работы. Привыкание к новым условиям было мучительным, всё вокруг было чужим, в том числе и дороги. Их принципиальное отличие от российско-казахстанских заключалось в том, что они, являясь скоростными трассами, принуждали не только быстро ехать, но и быстро думать. Китай жил в непривычном для нас темпе. Всё вокруг кипело, бурлило, двигалось. И к этому надо было приспособиться, как и к паутине дорог, опутавших всю страну.

На фоне китайских скоростей поездка на Кавказ в 2019 году выглядела оазисом спокойствия. В Китае я занялась давешней мечтой - стала писать книги. Меня пригласили на международный литературный фестиваль «Золотой Витязь». Подарок судьбы! Дорога дальняя, мы полетели вдвоём с мужем. Из города Яньтай - до Пекина, затем в Новосибирск. Из Новосибирска в Минеральные воды и оттуда на такси в Ессентуки, где отдохнули три недели, а потом - в соседний Пятигорск. Там собрались люди, близкие мне по интересам. Никакая другая дорога не сравнится с той, что привела меня сюда. С этого путешествия начался новый маршрут в моей судьбе - литературный.

Давно замечено, дороги обнадёживают и врачуют, или напротив - отнимают силу и истончают веру. Короткие и длинные, тернистые и лёгкие, желанные и постылые, они словно морщины на лике судьбы, от которых не убежать, не спрятаться. Морщины, которые расскажут о жизни любого человека больше, чем его слова.