Скорый поезд прибыл в  город Куйбышев (нынче Самара) ближе к вечеру. Дабы не ночевать на вокзале, со всех ног помчался в отдел кадров элеватора, благо предприятие располагалось рядом с вокзалом.

Так мол и так. Прибыл для прохождения практики. Прошу обеспечить жильём и заработной платой.

Старый кадровик, без одной руки, с орденской планкой на поношенном кителе, хитро прищурился и окая по-волжски, произнёс:

- И какую же, мил человек, зарплату желаешь получать? Большую, аль маленькую?

- Повышенную, конечно, - без тени смущения выпалил я. - Три года учёбы за плечами. Незаконченное высшее!

- Это уже серьёзно.- Усмехнулся в седые усы хозяин кабинета. - Ступай к начальнице элеватора Зое Тихоновне. Скажи, что готов трудиться на приёмке большегрузов. Вакансию собой закрыть... Незаконченное высшее! Надо же. Поглядим. Чем чёрт не шутит, авось и справишься. - И он  по-отечески подмигнул.

...Мои служебные обязанности заключались в том, чтобы со всей силы давить на старенькую кнопку с иностранным словом «start-up» в тот момент, когда на платформу подъёмника заехал тяжеленный КАМАЗ.

 Внизу включались электромоторы, приводящие в движение поршень. И зерно из грузовика, словно вода, текло в приёмный бункер, после чего отправлялось на очистку и так далее, в полном соответствии с «Правилами организации технологического процесса».

Поволжье, в отличие от родной Кубани, - зона рискованного земледелия. Это я к тому, что в тот год урожай в здешних местах вырос не очень. Вернее он был, но не везде и мало. Поэтому заслуженные водители (один из них даже самый настоящий орденоносец!) день и ночь колесили по ближним и дальним колхозам и совхозам, дабы доставить на элеватор гружёные доверху многотонные грузовики.

Я же, пока шофера носились по полям, считал голубей, нахально склёвывающих зёрна пшеницы возле рабочего места, и отправлялся глазеть на баржи и пароходы, снующие по Волге. Убивал время как мог. И завидовал сокурсницам, работающим внутри элеватора, на агрегатах, именуемых красивым словом - сепараторы.

***

Спать хочется, сил нет. В глаза хоть спички вставляй. Но в коммуналку топать нельзя. Начальница прибегала. Сообщила, что приедет ещё один автомобиль, шофёра Лосева. (Того самого передовика-орденоносца!) Мол, день по области гонял, и мы обязаны его зерно без промедления принять. До утра под воротами предприятия куковать он не намерен.

«Подумаешь. Если он такой заслуженный, мог и сам кнопочку нажать. Делов-то» - хотел огрызнуться я, но удержался. Мне что, отработал положенное, да и убыл в южные края, а им с передовиком автоколонны каждый год общаться...

Дождался. Даже залез в кузов, помог брезентовый полог снять. Затем быстренько разгрузил КамАЗ и шмыг в душевую. Побыстрее помыться и на боковую, пока не заснул стоя, словно лошадь.

Куском хозяйственного мыла голову обрабатываю, битлов запрещённых насвистываю. Вдруг слышу:

- Парень, выручай. Вопрос жизни и смерти!

Быстро смываю пену и...

Стоит в дверях сам товарищ орденоносец. Собственной персоной. Лицо - у мертвеца краше:

- Партбилет того! Понимаешь?

- Не-а, - признаюсь я.

- Из кармана и туда.

- Куда?

- В зерно. Наклонился, брезент прикрепить, а он, кажись, в бункер чёртов. Мать его ети. Знаешь, что бывает за утерю этого документа?

- Понятия не имею. Комсомольский, как получил ещё в школе, так сразу в ящик стола засунул. Там и лежит. Наверное.

- Партсобрание днём. И без билета нельзя. Никак.

- П-п-почему? Вас, что, в лицо уже не узнают? - съехидничал я.

- Давай! Одевайся быстрее и будем его в этой махине искать.

Лосев кивнул в окно, за которым светился огнями громадный портовый элеватор.

- И как ты себе это представляешь? - нахально переходя на ты, поинтересовался я. - Там десятки тысяч тонн зерна. На одной линии принимают, на другой очищают, а на третьей на баржу грузят. В автоматическом режиме! Практически без участия людей.

- Я, как коммунист, могу дать комсомольцу партийное задание?

- Можешь. Только выполнимое. То, которое мне по силам.

Снаружи послышался девичий смех, - одногруппницы переоделись и спешили на рабочие места в ночную смену.

- Найдёшь, я такое благодарственное письмо в институт состряпаю, что тебе пятёрки по всем предметам на год вперёд поставят.

Я уже не слушал. Напяливал спецовку и помчался за девчонками. Классный же повод провести ночь рядом с ними. А найдём партбилет или нет, на то воля божья...

Сидеть и всю ночь пялиться на сепаратор, очищающий пшеницу от грубых примесей, ещё то занятие. Грохот машины и бесконечная зерновая река работают лучше любого снотворного. Если бы не смешливые помощницы, точно бы проглядел, как из металлического сита вылетел пыльный квадратик поблёкшего красного цвета.

***

То, что язык мой главный враг, убедился тем же утром, отдавая Лосеву наиценнейший картон:

 - Грубая примесь гораздо хуже, чем зерновая. Потому как к ней относятся: палки, ветки, комья земли, ну и, само собой, партийные билеты.

Водитель был не один, за его спиной маячил лично секретарь парткома элеватора. Он и лишил меня работы, именуемой «не бей лежачего». Час спустя на стенде красовался новый приказ.

«Отныне и до конца практики студент... трудится в должности младшего зерносушильщика».

***

Зоя Тихоновна смотрела на меня снизу вверх.

- Значится, к О-о-гл-о-бле в п-о-м-о-щники, - делая ударение на букву «о» и произнося её по-волжски, нараспев, вымолвила:

- Охо-хо-хоньки, даже не знаю, как из это вып-лы-ва-ть будешь. Вроде бы у вас комплекция-то одинаковая. Да ты и помоложе его годков этак на двадцать. Может даже и сдюжишь, ежели чего. Опять же зерно сушить надо. Дожди, почитай, кажный день с неба сыплють. Возьму грех на душу. Потому как выхода иного нет. Понимаш. Приказ! Токма попроси его, чтобы обучил поскорее, и быстренько сам в смену становись. Будете друг дружку сменять. Глядишь, и об-о-йдётся. Да ты не пужайся раньше времени. Оо-пять же, на зерносушилке зарплата получше будет. Девкам станешь гостинцы покупать. Ты, я погляжу, парень-то видный. Значит зазноба имеется. Я знаю, у студентов без этого никак.

Сосед по комнате, слесарь Микитич, узнав, что я назначен в помощники к какому-то Оглобле, тоже стал охать и по такому поводу приложился пару раз к бутылке с мутной коричневой жидкостью. Предложил и мне, но я отказался. Сослался на то, что скоро в ночную смену.

Глаза Микитича через минуту заблестели, язык стал заплетаться, но то что он поведал, породило в моём желудке некий холодок.

- Понимаешь, паря, Оглобля - бывший зэк. Отсидел четвертак от звонка до звонка за убийство. А так, мужик ничего, если его конечно не злить и поперёк не говорить, а тем паче делать. Потому как если побьёт, то это почитай, повезло. Главное, чтобы не зашиб до смерти. Ему тюряга что дом родной. Ещё один четвертак отсидит, потому как привыкший. Мотай на усы. Вон они у тебя какие развесистые...

***

- Значит так. Слухай сюда.

Оглобля, здоровенный мужик в наколках, орал мне в ухо, пытаясь перекричать грохот машин:

- Видишь вот стрелочку? Так не дай бог, чтобы она опустилась до этой красной чёрточки. Будешь подкручивать колёсико. Усёк. Глаз со стрелочки не спускай. Иначе я его выбью. Или совсем зашибу, если натворишь сильно непотребное. Я спать, а ты бди. Потому как молодой, тебе спать вредно. Потом отоспишься. На кладбище! Урок окончен.

И наставник растворился в многочисленных подсобных помещениях элеватора. А я остался бдить, то есть следить за стрелкой и подкручивать колёсико.

Усталость брала своё. Через пару часов даже ведро холодной воды уже не спасало. И я уснул. Проснулся под утро. С Волги дул прохладный ветерок. Моторы огромного здания гудели ровно и монотонно. Стрелка нервно дёргалась далеко за красной чертой. Я машинально закрыл руками глаза. Но Оглобли нигде не было. С помощью колёсика вернул стрелку в исходное положение. Спустя два часа появился зерносушильщик.

Всё в порядке? Глаз ещё на месте?

Он посмотрел на прибор, на стрелку. Хмыкнул и, забрав вещи, ушёл в раздевалку.

«Неужели пронесло?- Мелькнуло в голове. - Кажись не заметил».

Скоро пришли сменщики. А ещё через час я сидел на планёрке в малюсеньком кабинете начальника элеватора. Тихоновна пригласила на неё почему-то меня, а не штатного зерносушильщика. Ей виднее, а мне польза. Отчёт по практике предстоит писать. Может то, что там будут обсуждать, для него и пригодится.

- По-ра-бо-тали хорошо. Баржу загрузили без задержки. Вниз по Воолге ужо пошла. План по сушке подсолнечника даже перевыполнили. За это практиканту нашему отдельное спасибо. Только вот куда теперича шестьсот тонн жареных семечек девать, ума не приложу.

В следующую смену меня срочно вернули на точку разгрузки автотранспорта. Но ещё месяца два сотрудники элеватора нет-нет да и сворачивали к заветному силосу, аппетитно пахнущему жареными семечками.

А как же Оглобля? Помер вскорости. Отведал в гостях грибочков, да и преставился. После его смерти меня вновь возвратили в зерносушилку. Пшеница и подсолнечник в тот год с полей поступали уж больно влажные, аж вода с них капала. И представляете, после той злополучной ночи, я как увижу пульт управления и прибор со стрелкой, сон как рукой снимает!

Лосев своё обещание не сдержал. Никакой бумаги в институт не отправил. Привёз девчонкам килограмм конфет. А со мной даже здороваться перестал. Полагаю, из-за того, что я с уважаемым человеком той ночью нахально на ты перешёл!