Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(86)
Генрих Кац
 Иск

Снегопад на пару с ветром - самая мерзкая погода. Если идти от Лубянки к «Метрополю» еще терпимо, то подниматься от Охотного вверх - мучение.

Димке надо бы опустить уши шапки, но ее не хотелось снимать на ветру. Аккурат возле Первопечатника засмотрелся на строящийся «Детский мир». Потрогал торчащий из-под надвинутой ушанки холодный нос. Как сказал Витек из второго подъезда: «С таким шнобелем не пропадешь. Все бабы будут твои». Двинулся дальше и чуть было не врезался в женщину. Прямо перед ним она выплюнула окурок. Серый глаз вынырнул из-под беретика, зацепился за Димкино носатое лицо: «Куда прешь, жид?»

Это она зря, сама напросилась. Мог стерпеть любую ругань, но когда обзывали жидом, включалась ярость. Драк по такому поводу было много. Но тут кулак вылетел из рукава пальто и впервые достал женщину. Она присела на корточки; из-под ладони, закрывшей лоб, кровь крупными каплями закрасила снег.

«Убили», - истерический крик толкнул Димку в спину, погнал через проспект. Но уже через минуту он барахтался, прижатый к фартуку дворника.

В 26-м отделении милиции усатый дежурный, провожая в КПЗ, равнодушно успокоил:

- Подружку твою в поликлинику отвезли. Как что узнаем, решим - куда тебя.

В теплой камере Димку сморило и, когда разбудили, сначала не мог «врубиться».

- Давай, давай, - дежурный подталкивал к выходу, - данные твои записаны, у бабенки вроде ничего страшного. Если надумает иск подавать, повестку получишь. А может, еще помиритесь.

...Целый месяц Дмитрий бегал к почтовому ящику: не дай бог родители узнают. Но время шло, никакой повестки не было.

Но вот летом, у Сретенских, ворот к Димке подвалил цыганистый пацанчик в малокозырке и сквозь зубы протараторил: «Слышь, мужик, тебя видеть хотят». В первом же переулке увидел двух женщин, одна из которых не торопясь подошла. Он даже сначала ее не узнал, видел ведь всего-ничего. Но потом толкнуло - серый презрительный глаз ощупал его, как тогда.

- Вот и повстречались, фраерок. Вспомнил? Сдачу не ждешь бритовкой?

Язык у Димки заполнил весь рот, мешал протолкнуться нелепым словам:

- Если у вас претензия, подавайте иск. Я готов отвечать.

- Иски нам подавать понта нет, - за накрашенными губами сверкнули стальные фиксы, - засвечиваться не буду. Ты пока погуляй, когда надо, достану. А сейчас пропади!

...Уже сколько лет прошло, «Детский мир» построили, а Дмитрий, бывает, обознается в толпе. «Нет, не она, слава богу».

 

/Дом свиданий

В этой коммуналке Клава жила одна. Из остальных комнат жильцы уже выехали, получили квартиры. Новых не подселяли, дом должны были скоро ломать.

Наташа заезжала за ключами, и Дима ждал ее на скамеечке возле подъезда. Было чудесно - подниматься по выщербленным ступеням узкой лестницы, видеть перед собой мелькание женских голенастых ног в позолоте еле заметных волос, черную тяжелую юбку, до времени скрывающую спортивные ягодицы в ямочках. Наташа внимательно запирала все двери, будто подчеркивала желанную отстраненность от обычной суеты, где была работа – убогий галантерейный прилавок, продленка Леночки и колючая мужнина щетина, пропитанная бензиново-пивным запахом. А здесь, в чужой комнате, ей было здорово, узнавала счастье физической близости, душевной совместимости. И еще: тишина пустой квартиры, тяжелые плотные шторы создавали ощущение невесомости, полета по звездным дорожкам. «Это наш с тобой космический дом свиданий», - шептала она в теплое Димино ухо.

В тот день Наташа спешила домой, попросила отвезти Клаве ключи. Клава, крупная цыганистая женщина, внимательно оценила Диму, притулившегося у проходной:

- Повезло Наташке. Я вот ничем не хуже, а давно в простое.

Обнаженность, стремительность полоснули, но Дмитрий сдержался, даже сочувственно коснулся накладного плечика кофточки.

- Не может такого быть. Да за вами любой мужик на поводке побежит.

- Любой? Это уже похоже на признание.

Побазарили еще минут пять, а потом автобус подошел, развел беседу.

Назавтра позвонила Наташа. Кольнула радость - уже соскучилась. Но сразу насторожило, что попросила подъехать к ее магазину. Вышла, взяла под руку, отвернулась, словно рассматривая что-то, доступное только ей.

- Вот и закрылся наш дом свиданий. Сегодня Клавка с утра прискакала. Говорит, что ты - подонок, просился быть у нее на поводке.

- Да ты что? Неужели не понимаешь! Вранье! Надоело ей, что постель чужим счастьем пахнет.

- Не знаю. Я тебя ни в чем не виню. Да и у Леночки в школе продленку отменили. Всё одно к одному. Приземлила нас с тобой жизнь. Так, наверно, любые полеты кончаются. Не сердись, я пойду.

 

/Аннушка

Жизнь - чуднее любого вымысла. Екатерина Давидовна Гутман удивлялась: была у них в лагере зечка Аннушка. Тянула «червонец» по 58-й. Как-то Екатерина поделилась с ней конфетками из посылки, и та «раскололась». Хихикая беззубым ртом, выдала: «Маюсь в недогад». Жила, мол, в Москве, на Садовой. Никого не трогала. Бес, что ли, попутал – разбила случайно склянку с подсолнечным. Разбила и разбила, с кем не бывает. Дело копеечное. Однако вечером в дверь звякнули. Пришли два близнеца в одинаковых макинтошах и кепках, с ними дворник и сосед, Рашид. Во дворе черная «эмка». По Бронной, по бульварам, на Лубянку. Через два дня «дернули» к следаку. Костлявый, с желтыми прокуренными пальцами. «Расскажите, кто вам велел разлить масло у турникета на Патриарших». «Кто велел? Да вы что - шутите?» «Нам здесь развлекаться некогда. От вашего масла погиб под трамваем известный партийный писатель. Мы знаем - это очередной заговор троцкистов. Задумано хитро - использовать простую русскую женщину. Так что помогите нам и себе заодно».

Екатерина Давидовна посочувствовала: «Били?» - «Да нет, особо не было. Дал разок пепельницей по зубам». - «Это еще по-божески».

Уже в шестидесятых, в Москве, Гутман прочитала у Булгакова про Берлиоза. Да так и не поняла - придумала сказочку Аннушка или совпадение такое.

 

/Первая кража

У Димы Шварца была одна, но пламенная страсть: марки. Маленькие бумажные картинки возбуждали и зрение, и осязание. Слепили сюжетами, кололи жесткими зубчиками. Одни названия чего стоили - «Эквадор», «Берег Слоновой Кости»...

Димка не мог особенно хвастать своим альбомом, вот у соседа, почти взрослого Виктора Клюева, коллекция была серьезная. Он иногда показывал свои марки, доставал из тумбочки, поднимал какого-нибудь «Дискобола» из кляссера пинцетом.

- Вот не вернусь с войны, всё тебе достанется.

Шварц прибегал из школы и спрашивал:

- Что, Клюев еще не ушел воевать?

Мама сердилась:

- Когда же ты поумнеешь?

Летом сорок третьего Виктор исчез. Пару раз приходил участковый, потом пожилой лейтенант в скрипящей портупее. Димка ничего не понимал, но решил -  пока сосед не объявится, пусть прекрасная «Эритрея» полежит у него.

Днем, когда никого в коридоре не было, достал под половиком ключ, тихонько отпер дверь клюевской комнаты. Какая-то тень метнулась к окну? Нет, показалось! Открыл тумбочку, потянул к себе альбом. И вдруг увидел: из-под шторы высовываются Витькины ботинки. Сначала они просто торчали, потом правый чуть сдвинулся. Димка кинулся к себе, забился за шкаф. Дверь скрипнула, вошел сосед. Пробовал улыбаться, но ничего не получалось.

- Вот, Дима, тебе «Эритрея», о которой мечтал. Только никому не говори, что меня видел. Иначе всем будет плохо.

Уже через месяц мама вдруг сказала за обедом: «Всё-таки наш Клюев попался, сейчас уже, наверное, на фронт везут. Ешь, ешь - остынет».

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.