 |
|
|
|
|
Рынок Петербургский Полюстровский рынок Предлагает и птичек, и рыбок. Выбирая кутят иль котят, Покупатели скидку хотят. Старики торговались и дети, Сумасшедший - выискивал йети, Финна хлопал рукой по плечу: «Я за йети валютой плачу!» Участковому плут неумелый Крысу всунул заместо шиншиллы, Тот взревел: «Арестую, ей-ей, За попытку обмана властей!» Детский голос возвысился с жаром: «Хомячка отдаю вам задаром: Мало кушает, весел, хоть мал, - Лишь бы в добрые руки попал!» Мрачный дядька, минуя пивную, Клетку тесную нес прутяную, - Бился в клетке, взирая на ширь, Как багряное сердце, снегирь... *** Хватило теста, ливера Хозяйке на пирог! Играла в Ливнах ливенка, Шел гость через порог. И ливень шел - по городу, Ручьи гоня к пруду, И дергал он за бороду Гороха куст в саду. Не в радуги упругие Огня вплетая нить, Молоньи леворукие Все тщились клен казнить, Чтоб высветами желтыми Метаться над лозой. Чтоб закалялись желуди В дубравах под грозой! И брел с болезнью легочной И кашлял старичок... И плыл зеленой лодочкой Гороховый стручок! О дяде Павле Дядя Павел, гораздый пахать и косить, Обожающий вдосталь позавтракать, всыть, На солонку взирал и подмигивал мне: «Недосол - на столе, пересол - на спине!» Уплетал со сметаною кислые щи, И - копченые нравились дяде лещи. Улыбаясь, оладьи обмакивал в мед: «Эх, - иначе меня самовар не поймет!» И в работе был дядюшка неповторим... Вот мы борозды, словно дорожки, торим. Я - веду за узду рыжегрива коня, Дядя - плуг направляет и хвалит меня. Скалит зубы порывистый, с норовом, конь: Под уздцы, мол, бери, а мундштук-то не тронь! Дяде я помогал, и ответно, всерьез, Он работать учил, трудолюб, на износ. По-футбольному ветра пробежка легка: Вперекидку пинает, как мяч, облака, Обдувает нам с дядею нехотя грудь И, зевая, в межу забредает вздремнуть... Нас раденье земное недаром свело, Чтобы страдно, в охотку, работать светло. Мой наставник, чей вклад в урожаи немал, Мне, племяннику, спуску в страду не давал. Но давал от мозолей целебную мазь... Жизнь трагично, по-своему, с ним разочлась. Сладить мог, смастерить и хомут, и весло. И в боях на Великой войне повезло, - Ведь вошел, как Добрыня из русских былин, Без единой царапины дядя в Берлин! Я однажды устало, умаяно спал. Медоносами густо пропах сеновал, Накануне день пахотный выпал, тяжел... Боронить без меня дядя Павел пошел: Постоял, повздыхал над моей головой, И - ушел, разбудить не решаясь впервой. Не припомню, что видел тогда я во сне, Но - военное эхо прошлось по весне: Мину ржавую, что пролежала с войны, Зацепил клыковидный зубец бороны, Взрыв разлапистый дядю скосил и коня, И, выходит, судьба пожалела меня... Прибыл вновь на побывку в родные края. Солнца выкругляш студит речная струя. Вот коряга, торчащая нетопырем, Так же неповоротлив трудяга-паром. Безымянка-стежинка впадает в большак, Устремляю к погосту взволнованно шаг. Снова, словно вину ощущая свою, Над могилою дядиной горько стою. Прижимаюсь к ограде, как будто к плечу, И - шепчу незабвенному дяде, шепчу: «Я во все, что теперь созидаю-творю, Поселяю любовь и свою, и твою. А тебя позабыть, как пятак на торгу, Приневолить я память вовек не смогу. И она, углубив мне морщинки во лбу, Словно реченька в море, впадает в судьбу!» |
|
|
|
Загружено:
