require "idate_txt.php"; ?>
|
![]() |
Фотография Мы идем на базар - Колька, Юрка и я... Нам на долгую жизнь от базара осталась, Словно высшая милость, великая малость - Фотоснимок. Эпоха! Кусок бытия. ...Мы стоим на подмостках средь белых холстов, Три осколка войны, три песчинки России. И фотограф прикрыл наши ноги босые Распрекрасным венком из бумажных цветов. А за стенами солнце и крики детей, И тяжелая ругань, и воздух сопревший, И пустые штанины - теперь их все меньше, - И тележные скрипы, и дух лошадей. Здесь, на этом базаре, сапожник-карел, Наш сосед, посылая проклятия Богу, Продал три сапога. Все на правую ногу! Он в то лето под осень от водки сгорел... Мы бродили меж тощей и сытой возни, Мы смотрели, как пьют, как воруют цыганки. Вся огромная жизнь! И с лица, и с изнанки... Кто там думал о нас в те нелегкие дни? Да никто! Но остался кусок бытия, И остался фотограф, дарующий милость, И стена из холстов, за которой дымилась, Как на сцене огромной, планета моя. И случится - когда подступает покой, Я беру это фото, как пропуск в те годы, Где на шумных базарах сходились народы, И холсты, словно полог, срывая рукой, Я вхожу на базар. Я иду и смотрю... *** Я - шкет-суслолов. Я сусланов ловлю! Пастух меня учит настроить петлю Среди ковылей и кипящего зноя. Он пахнет седлом, кизяками, костром. Потом мы сидим в полынях под бугром И курим, и смотрим, как овцы гурьбою Стекают к воде, потрясая руна... Налево страна и направо страна... Вершины курганов неровной грядою Отходят к Алтаю. Как пахнет полынь! И беркут, пластая тяжелую синь, Висит в два крыла над округой своею. Тень птицы - то вниз, то спешит на холмы, И суслик на свет вылезает из тьмы, Свистит и петлю надевает на шею... Запомнилось: курево, беркут и это Сквозь тело прошедшее острое лето, Суслиные тушки, шкварчащий казан, До боли молчащие овцы в загоне, Тяжелые росы, луна в капюшоне, И грозы, что нам присылал Казахстан. *** Вот и снова пурга завела карусель, Развернула под окнами белую скуку. Это Павел Васильев стреляет гусей, Сквозь решетку просунув двуствольную штуку. И валит белый пух, над страной гогоча, А в подвалах Лубянки ни капельки света. И озноб сотрясает плечо палача. И оглохла Москва от казачьих дуплетов. Ой, земляк, сколько выбил из птицы пера! Ой, земляк, так стреляют лишь перед бедою... Наберу полный чан голубого добра, Растоплю и омоюсь небесной водою... Отомрут все печали, пахнет полынём, И на гнутых ногах казаны возле стаек Развернут животы над кизячным огнем, И татарской луною сестренка босая Станет дуть на угли, на колени припав, И забулькает варево - пшенка с картошкой. Ах, как вкусен кулеш с горьким запахом трав И печеной на углях пшеничной лепешкой. И овчинным тулупом туман от реки Наползет, и в ночное отправятся кони, И в посконных рубахах замрут мужики, Уронив на колени большие ладони... Где ты, эта страна? Затерялась в веках. Саманы, таганы, запах пала и каши, И тяжелая доля в тяжелых руках, И побитые холками задницы наши... Бей, Павлуха! Пали! Пусть валит белый пух! Коль не дали допеть, дайте здесь насладиться... Пролетит над страной красноклювая птица, Но напрасно замрет в ожидании слух. Не допел... Вороной у далекой юрты Не дождется хозяина. Вымерло поле. Горькой солью, проклятою горькою солью, Забивали не только кайсацкие рты. Я смотрю за окно. Я живу сам не свой. Эх, Россия-кошовка, ну, что ж ты, ей-богу, Вновь летишь над обрывом... Убит ездовой... Вороной без вожжей не осилит дорогу. Ной Очнулся Ной, а на дворе - Россия. Лицо расплюснув о стекло окна, В дом смотрит Хам, глаза его косые Еще хмельны от блуда и вина. Тревожно гоготала птица в клети, Рассвет во двор скатился по крыльцу, И Ной подумал: ох уж эти дети, С друзьями пьют, а жрать идут к отцу... Телега прогремела под окошком, Прошли крестьяне в поле - на свеклу. Ной птицу накормил зерном. Картошку Хам разогрел и сел один к столу. Потом он спал. А Ной, хрустя артрозом, Колол дрова, потом травил жуков, Потом кусты подкармливал навозом, Потом смотрел на пьяных мужиков, Что шли, шатаясь, по домам с работы. Потом проснулся Хам и снова ел. Поев, ушел, - и никакой заботы... А Ной трудился, думал и смотрел... Созрело яблоко! В селе заготконтора Не принимает фрукты - нет нужды. И Ной подумал - сколько же вражды! И усмехнулся - яблочки раздора Растим, гноим... Шмурыгая резиной, Крестьянки возвращались ввечеру. Пришел сосед за фруктами с корзиной: - Снесу свинье... Не пропадать добру... Так день прошел. Под лампою лучистой Ной грел суставы, Библию листал. Он думал, что он жить уже устал. А жить ему вот так еще лет триста. *** О, если бы однажды повезло! Нет, не рубли, не клад и не алмазы, И не вино, и не любви проказы, А до конца освоить ремесло Плетенья слов. Мне думается, - это Не просто привилегия поэта, Но - ремесло! Когда берешь слова Подряд, подряд - как будто сено косишь, И запах слышишь, и мгновенье просишь: Продлись, продлись... И рушится трава! И к месту все - и кашка, и осока, И утренние птичьи голоса, И росный дух, и то, что день далеко, И что остра безумная коса. |
![]() |
|